Кровь за кровь. Райан Гродин

что хозяева не заметят, как их питомцы начали есть за двоих, ни капли не прибавляя в весе.

      В этом амбаре она пряталась уже неделю. Это был невероятно долгий период, но живущая в доме семья была слишком занята праздниками и не обращала внимания на признаки её присутствия. Яэль наблюдала за праздничной суетой с безопасного чердака. Украшение рождественской ели, пение песен, выпечка…

      Она видела, как мать семейства замешивала тёмно-коричневое тесто для имбирных пряников. Одна из её белокурых дочерей (та самая, которая каждое утро пробиралась через двор по белоснежному снегу; чьё дыхание капельками оседало в воздухе, когда она напевала «Ночь тиха», доила корову и даже не представляла, что на чердаке подслушивает Яэль) ставила противень в духовку. Другая чистила картошку. Два их брата играли на кухонном столе в «Штерн Халма», китайские шашки – игру, полную смеха и толкотни.

      Сейчас семья была в столовой, ужинала и ждала, пока пряники остынут. Когда Яэль смотрела на них, ей не хватало всего лишь набившего желудок овса. Ей хотелось оказаться в доме. Смеющейся, наевшейся и не одинокой.

      Что, конечно, было невозможно.

      Яэль – не одна из них. И никогда не смогла бы ей стать.

      Зато она может стянуть кусочек имбирного пряника.

      Дойная корова лениво промычала в знак приветствия, когда Яэль слезла с чердака. Прежде чем выйти из амбара, она убедилась, что рукав свитера опущен и закрывает выбитый на руке номер. Её волосы, хоть и были спутаны, золотились, как солома. Глаза были наглыми и голубыми. Никто не поймёт, кто она на самом деле.

      Снег падал достаточно густо, чтобы спрятать следы короткого пути Яэль до окошка кухни и обратно. Через пару минут не останется даже намёка на то, что она была здесь. Лишь трещина в окне и пустой противень.

      Яэль скользнула через сад, не обращая внимания на снег, жалящий сквозь тонкие туфли. Запах пряников теперь стал насыщенней, а смех – громче. Она слышала, как мальчишка рассказывает шутку – что-то о разговаривающих коровах на велосипедах. Младшая из сестёр смеялась так громко, что начала похрюкивать.

      Яэль съёжилась под окном, протянув голодные пальцы к противню.

      – И тут первая корова поворачивается ко второй и говорит…

      – АЙ!

      Яэль, всегда такая тихая, такая острожная, не подумала, что пышущий жаром противень означает, что металл ещё горячий. Она зажала рот ладонью, но было уже слишком поздно. Младшая сестра перестала смеяться. Пять стульев скрипнули по полу, когда вся семья поднялась из-за стола.

      – Что это было?

      – Эрик, – обратилась мать к одному из мальчишек, – неси ружьё.

      Яэль сорвалась с места, ринувшись через поле, оставляя за собой вереницу следов. Дверь дома со скрипом распахнулась. Яэль не останавливалась. Не оглядывалась. И это к лучшему, потому что…

      БА-БАХ.

      Ночь тиха, ночь свята.

      Дремлет всё, лишь не спит

      В выстрелах ружей на ферме чета…

      Она – не одна