Тень на плетень. Светлана Алешина

Япония и сейчас смотрится не очень презентабельно, а после третьего июля… – Розенкранц задумчиво обвел мой кабинет взглядом и после секундного размышления выдал метафору: – Она будет выглядеть как горсть семечек, брошенная на голубой ковер океана. – Словно извиняясь, Розенкранц объяснил: – Мой язык очень метафоричен, потому что оккультизм – это поэзия, поэзия о живом мире вокруг нас и о живых нас в нем.

      Я почувствовала, что мне срочно нужно закурить, иначе… не знаю, что иначе, но я почувствовала опасность. Мне стало казаться, что Розенкранц сумасшедший, и сегодняшний день имеет все шансы стать отнюдь не самым счастливым в моей жизни. Это он верно предсказал, негодяй.

      – Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший? – спросил Розенкранц и покачал головой, словно слову сумасшедших можно верить. – Ради бога, думайте, я не обижаюсь. Я никого не заставляю верить в мои слова, достаточно, что я сам верю в истинность того, что говорю. И не я один, в общем-то. Из известных людей такого мнения придерживались мессир Нострадамус, например, потом… ну, в общем, не суть важно, – снова повторил он.

      – Да уж, – охотно согласилась, больше всего желая, чтобы он скорей закончил.

      – Я почти заканчиваю со вступлением, – честно глядя на меня, пообещал Розенкранц, – еще только пару фраз скажу. Или тройку. Это недолго. Итак. Конец света, понимаете ли, будет неокончательный…

      – Слава богу, – тихо порадовалась я, вынимая из пачки сигарету и закуривая.

      – Что вы сказали? А, ну да, конечно. – Розенкранц быстро перекрестился и продолжил: – Вся Великорусская равнина останется практически без повреждений, потому что отцы наши уже пережили свой конец света и отстрадали и за себя, и за своих предков, и за своих потомков. За нас то есть. Вот так.

      – Это все? – холодно спросила я. Сигарета вернула мне душевное спокойствие, и я собралась уже расставить все точки над «i».

      Розенкранц, видимо, поняв, что его могут выгнать, если он не перейдет к серьезному разговору, умоляюще сложил ладони перед грудью и просительно проговорил:

      – Почти. Одна фраза еще.

      Я сурово кивнула.

      Розенкранц заговорил торопливо, глотая окончания и нечетко проговаривая некоторые слова:

      – Существует так называемый треугольник Чистоты. Некоторые школы, например Мюнхенская школа парапсихологии, еще называют его треугольником Силы. Это мистическая формула означает территорию, внешне похожую на треугольник: внутри этого треугольника сохранится все без изменений в тот страшный день. Ничего практически не пострадает, и никто не пострадает. Одна вершина этого треугольника – в Тарасове. Точнее даже могу сказать. Она находится в районе второй городской больницы. Вот теперь с теорией все, Ольга Юрьевна.

      Я подозрительно посмотрела на Розенкранца.

      – Вы хотите, чтобы мы выступили с этим… вашим сообщением в газете? – спросила я, прикидывая, как бы повежливее послать к черту этого необычного посетителя.

      Мне по работе приходилось встречаться