Ратоборцы. Алексей Югов

возка, пылали во множестве берестяные факелы в руках рослых дружинников, багровым светом своим озаряя сугробы и угрюмые лица воинов.

      В середине круга стоял сам Александр. Перед ним за локти держали Сонгура.

      – Отпустите его, – приказал Невский, – не уползет!.. Ты? – угрюмо спросил он Сонгура и указал рукою на труп Вышатича, лежавший тут же, на снегу, прикрытый по грудь плащом.

      Пробит был левый висок чем-то тяжелым и острым, и крупные брызги загустелой крови, точно рассыпавшаяся по снегу застывшая брусника, видны были на заиндевевшей щеке и на бороде.

      Сонгур молчал.

      – Ты?! – возвыся голос, произнес Александр опять одно это слово, но произнес так, что иней посыпался с береговых деревьев и шарахнулись кони.

      Сонгур рухнул в снег на колени.

      – Прости! – прохрипел он, воздев свои руки. – Враг попутал… Поспорили… Слово за слово: он меня, я его!..

      – Полно лгать! – проговорил Ярославич, ибо уже дознали другое.

      Не доверяя Сонгуру, Вышатич со встречи Александра и Даниила ехал все время на самой задней подводе.

      В ту самую ночь в кошевку задремавшего Вышатича подсел Сонгур. Слова два перемолвив с полусонным, он ударил его свинчаткой в голову и проломил кость. Затем кинулся на оглянувшегося было облучного и оглушил. Затем выбросил обоих в сугроб и заворотил лошадь.

      Однако и оглушенный, поднялся новгородец из снега и кинулся вслед, крича. Через задок вметнулся он в кошеву, и повалил, и притиснул Сонгура коленом, а там уже прибежали остальные.

      Сонгур намеревался вернуться в Орду и немедля донести Батыю, что Александр и Даниил встретились и что встреча их была преднамеренной.

      Сонгур Аепович обнимал ноги князя. Просил хоть немножечко повременить – не судить его, обождать, пока вернется из Большой орды Ярослав Всеволодич:

      – Я ведь – его человек!

      Супились воины:

      – До чего ехиден!

      – Княже, – спрашивали угрюмо, – в железа его?

      – Пошто! – негодуя, возражали другие. – Чего там еще с ним меледу меледить! Кончить его на месте – и конец!

      Прядали ушами и косились на мертвое тело кони. Пылали, дымя и треща, факелы. Падал снежок.

      Выл у ног Александра Сонгур.

      – А хоть бы и весь снег исполозил! – медленно проговорил Невский.

      И, как будто боясь даже и ногой опачкаться о Сонгура, на целый шаг отступил.

      – Встать! – вдруг закричал он.

      Боярин, пошатываясь, поднялся.

      – Да-а… – все еще не веря тому, что произошло, проговорил Александр. – Знал, что сомнителен, а не думал, что до такой степени гад!

      – Княже!.. – начал было Сонгур, заглядывая князю в лицо, но тотчас и осекся.

      Из голубых страшных глаз Александра глядела ему в лицо неподкупная смерть.

      Из-под сугроба торчали две оглобли. На одной из них – красная шляпа.

      Дворский, ехавший на передних санях, остановился и остановил весь поезд.

      Вышел князь Даниил.

      – Княже! – сказал дворский. – Прикажи откапывать