Ключ от королевства. Марина и Сергей Дяченко

так не обращался – даже Зайцева.

      – Пусти!

      – Ишь ты, еще дергается. Так вам его оставить, ваша милость? Или уж по-простому, отодрать кнутом да отпустить?

      Я задергалась сильнее, но мужичок так крутанул мне локти, что пришлось успокоиться.

      – Не выйдет по-простому, – сказала «милость» скрипучим, как ржавые петли, голосом. – Мальчишка-то непростой, издали видать… А ну, говори, стервец, чего тебе в саду надо было?

      – Меня пригласили! – О том, что я вообще-то девчонка, страшно было и заикаться. – Мне дали ключ!

      – Ключ от сада?

      – Ключ от Королевства!

      – Вот как? – Крючковатый нос «милости» описал в воздухе сложную фигуру. – Кто?

      (Неон? Криптон? Ксенон? Как его звали-то?!)

      – Оберон. – Я обрадовалась, что помню его имя.

      Хватка того, что держал меня за локти, чуть-чуть ослабла. Видно, Оберона тут знали.

      – Врешь, – предположила крючконосая «милость». – Сторож, яблок-то он много натрусить успел?

      – Не нужны мне ваши яблоки! Я к ним не прикаса… лся. Я из другого мира, у меня редкие способности, Оберон меня специально пригласил!

      – Тронутый мальчонка, – с сочувствием сказал сторож и наконец-то выпустил меня. «Милость» молчала, уставив желтые круглые глаза.

      Я посмотрела на свои руки. Остались красные вмятины от пальцев сторожа – наверное, будут синяки. Но все это ерунда по сравнению с кнутом, который мне скоро светит!

      – Я говорю правду, – сказала я, стараясь не зареветь.

      Вокруг было темно и гулко. Горели факелы, продетые в крепления на стенах. Высокий потолок был закопчен до черноты. Ну где же, где наша милая учительская? Где полки с классными журналами, где наглядные материалы на веревочных петельках?

      Какого лешего мне понадобилось в этом проклятом «королевстве»?!

      – Я говорю пра… хотите, спросите у Оберона… ну пожалуйста.

      – И как, – спросила «милость» после долгого неприятного молчания, – как спросить о тебе, сопляк?

      – Скажите, Лена Лапина…

      «Милость», кажется, поперхнулась. И я поперхнулась тоже. Я вспомнила, что там, на ноябрьской дождливой улице, Оберон не спросил, как меня зовут! А вздумай спросить – я бы не сказала. Не говорю я своего имени незнакомцам.

      – Как есть тронутый, ваша милость, – заступился за меня сторож. – Видно же – не в себе. Давайте, я его кнутом – так, для порядку только… И пусть себе идет…

      – Отведи в каземат, – скучным голосом сказала «милость». – Дело непростое.

* * *

      Я вообще-то люблю животных. И даже мышей и крыс. Но тут их было как-то слишком много, и они вели себя нагло.

      Я с ногами залезла на деревянную скамейку, она шаталась и скрипела подо мной, грозя обрушиться. В темнице не было факела, только светилось маленькое окошко. Крысы сновали вдоль стен, и казалось, что пол шевелится. А в дальнем темном углу лежала куча тряпок, от нее вела цепь, как шнур от телевизора, только не к розетке, разумеется, а к большому кольцу в стене. Эта куча лежала так неподвижно, что уже через полчаса напряженного