Забери меня с собой. Таня Винк

шагу ступить. Витькина спина мелькнула в тамбуре, потом мама крикнула:

      – А ты чего ждешь?

      Катя нахмурилась и стремглав бросилась в вагон.

      – Мама, не увози папу! – Она прижала руки к груди и упала на колени. – Не увози, прошу тебя! Он не сможет без нас!

      Лицо мамы залила краска.

      – Опять! Прекрати немедленно, не позорь меня, – прошипела она.

      – Мамочка, родная, останьтесь! Папа! – Она схватила отца за руку. – Папа, ну скажи что-нибудь! Папа!

      Но папа лежал неподвижно. Его глаза были открыты, и это было невыносимо…

      – Так! – Мама стукнула кулаком по столику. – Все имеет свой предел! А ну выведи ее! – прошипела она, стреляя глазами в коридор, а там уже народ мелькал и с любопытством в купе заглядывал. – Витя, ты меня слышишь?

      Витя, до этого тихо сидящий в углу, встрепенулся, вскочил на ноги.

      – Пошли, – и в сторону выхода кивком указал, за руку Катю схватил, стал тянуть.

      Катя встала с колен, посмотрела на папу. Ничего не сказала и вышла из купе. Осмотрелась – везде любопытные очи. На одеревеневших ногах выбралась на перрон, остановилась, чувствуя себя совершенно беспомощной. Плакать она не могла – слез не осталось, а душу будто выпотрошили. Она стояла на месте, не понимая, что делать, куда идти…

      – Катька, пошли, – с раздражением буркнул брат.

      Его глаза блестели от слез.

      – Витя, ты хочешь, чтобы папа уехал?

      – Все уже решено, пошли, – произнес он срывающимся голосом.

      – Неправда! Витя, пожалуйста, попроси маму, еще не поздно! Пожалуйста…

      И вдруг за спиной раздалось знакомое хмыканье. Катя резко обернулась и увидела Майю Максимовну.

      – Старшего брата надо слушать! – назидательным тоном сказала она, и столько превосходства и ехидства было на ее роже, что в нее плюнуть хотелось.

      Рядом стояли Матильда и тетка какая-то, уже в домашнем халате и тапках. В одно мгновение в душе Кати что-то произошло, не осталось и следа беспомощности, и она устремила на Зубенко взгляд, полный ненависти.

      – Здравствуйте, Майя Максимовна, – сказал брат и руку к Кате протянул: – Идем…

      Катя не шевелилась и, не сводя глаз с учительницы, довольно громко произнесла:

      – Не смей здороваться с нею, она… – Сердце у Кати бешено колотилось, она хватала ртом воздух, но вдруг в груди, где-то посередине, разжалась какая-то крепко скрученная пружина и вопрос «говорить – не говорить?» был отброшен далеко за пределы перрона, вокзала и вселенной. – Майя Максимовна очень плохой человек, очень плохой, – отчеканила Катерина, глядя учительнице в глаза и столбенея от собственной наглости. – Она сволочь.

      В считаные секунды превосходство и ехидство стерлись с лица Зубенко, оставив смесь злости и обескураженности, граничащими с истерикой.

      – Да как ты… – клокочущим голосом начала Матильда, выдвигаясь вперед. – Да как ты… – разбрасывая по сторонам слюну, шипела она, как сковородка. – Дура!

      – Сама дура! – бросила Катя ей