Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918. Митрополит Арсений (Стадницкий)

внимание докладчик епископ Митрофан Астраханский. Профессор Титлинов говорил о несвоевременности восстановления патриаршества, как монархического института. Озлобление против него теперь ослабело, и поэтому он выслушан был спокойно. Но речь его не произвела впечатления.

      22-е октября. Воскресенье. По приглашению Великой княгини Елизаветы Феодоровны* служил в храме при созданной ею Марфо-Мариинской обители*. Храм благолепный, расписанный известным художником Нестеровым*. Поют прекрасно, и все более или менее стильно. Народа полна церковь. Говорил слово на изречение апостола Павла «радуйтесь о Господе»*. Княгиня стояла среди народа, по правой стороне у стенки. После богослужения она показывала мне храм верхний и нижний – усыпальницу*. Везде образцовая чистота, художественная простота и… церковность. Затем я пил у нее чай и трапезовал. В числе сотрапезников были: местные священники – о. Митрофан Серебрянский* и о. Воронцовский*, две сестры-инокини Мансуровы – Сергия и Иоанна – устроительницы Рижского монастыря*, а теперь новгородские беженки, проживающие с сестрами в Савво-Вишерской и Мало-Кирилловой обителях. Княгиня держит себя очень просто, старается больше слушать, чем говорить. Иногда задумается, и как будто, а может быть и на самом деле, ничего для нее в эти моменты не существует. Больше всех говорил духовник ее о. Митрофан, производящий прекрасное впечатление и своею аскетическою наружностию, и внутреннею выдержанностию. Речь была и о современных тяжких событиях и о неведомом будущем нашей родины в связи с разными гаданиями. Отец Митрофан, между прочим, поведал со слов какого-то иеромонаха, что будто бы еще в начале революции пришел в Мещовский монастырь* какой-то странник и предрек, что на Рождество запоют Пасху и будет царем Михаил*. В связи с этим несколько поговорили о предвидении подвижников. Также о. Митрофан поведал рассказ о подвижнике [18]50-х годов, подвизавшемся вблизи Киева, Феофане. Император Николай I* пожелал видеть его. И вот в один из своих приездов в Киев и посещения митрополита Филарета*, которого он очень чтил, Император выразил желание видеть Феофана, которого редко можно было застать дома, все он куда-то бродил. И вот отправились – Царь и Митрополит к Феофану. По пути видят голого человека, лежащего в муравьиной куче, всего израненного муравьиными укусами, облитого кровью, который в свою очередь слизывал муравьев. Остановились пред этим трупом, который лежал неподвижно. Оказалось, что это и есть Феофан. Тогда Царь сказал: «Я теперь все понял». Царь понял, как пророчество о Севастопольской войне, когда Русь в своей кровавой войне обрела себе очищение. После трапезы Княгиня повела меня в примыкающий к ее помещению больничный корпус для женщин, где недавно был военный лазарет, а теперь опять больные женщины. Прекрасная здесь церковь. В больнице лежит недавно прибывшая игуменья Евфросиния Арсеньева, дочь известного публициста Арсеньева. Она в усадьбе своих родителей основала Покровско-Воскресенский [монастырь]*. У нее туберкулез спинного