Диверсантка. Олег Петрович Быстров

беспокоит Соболев, – закончил свою мысль Погоржельский. – Отмахнуться от него никак нельзя: родство, как ни крути, германское, связи, жена в партии. А популярность среди наших так просто сумасшедшая. Прямо знамя борьбы с большевизмом, честное слово! Да и с англичанами дружит, сволочь, а их тоже со счетов пока сбрасывать не стоит. Если элементарно перебить с ним горшки, отлучить от организации, много неприятностей доставить может. Но и его антинацистские высказывания вызывают неудовольствие в определённых кругах. Тех самых, где вращается Гесс и другие нужные нам люди. Мне уже намекнули – уймите, мол, своего офицера.

      – Уймёшь его, пожалуй, как же! – перешёл на совершенно трезвый, серьёзный тон Столобов. – Мы ж с тобой Соболева ещё по Крыму помним, по Турции. Не человек – кремень. Или упрямый осёл, это как посмотреть. Но если что решил, ведь не сдвинешь же!..

      – А нужно, Павел, сдвинуть, – зло проговорил председатель. – Иначе он нам всю обедню испортит.

      – Про популярность, это ты, Всеволод Петрович, правильно сказал, – откликнулся подъесаул. – Многие его помнят, знают как честного офицера. И если договориться с Соболевым не удастся – а так оно, боюсь, и случится – то можно сделать из него мученика.

      – Верно мыслишь, Павел. Если в жизни человек нам мешает, то пусть его смерть послужит общему делу. У тебя есть кто на примете?

      – Есть один – Гавриил Анохин. Вот так, извольте – не Гаврила, ни тем более Гавря какой-нибудь, а Гавриил. Дрянь человечишка, пузырь мыльный. Но величает себя анархистом, последователем самого князя Петра Кропоткина. А нам ничего не мешает представить его агентом Коминтерна. Гавриил этот попал на крючок берлинской криминальной полиции, и так уж получилось, что я могу его с крючка этого снять. В обмен на услугу.

      – Хороший вариант, – согласился председатель. – Но операцию нужно провести тонко, чтобы ни малейшее подозрение нас не коснулось. Всё продумай, подготовь и приступай. Не подведёшь?

      – Обижаете, ваше ско-родие! – разулыбался Столобов, и толстые щёки скрыли поросячие глазки. – Комар носа не подточит!

      – Вот и славно. – Погоржельский погладил щёточку усов, в точности таких же, как у фюрера немецкого народа, и потянулся к пиву.

      ***

      Через три дня после разговора в пивной на тихой окраинной улочке Берлина, Артемий Константинович Соболев сидел в редакционном кабинете газеты «Цайт». Газета старалась считать себя нейтральной, претендовала на объективное освещение новостей в мире, хотя в нынешней Германии делать это становилось труднее день ото дня. Большинство изданий уже приняли фашистский толк, не говоря уже об одиозной «Фёлькишер Беобахтер». Однако «Цайт» пока удавалось держаться на зыбкой грани, отделяющей официальное мнение от собственного, а независимые репортажи от заказных. Пока удавалось.

      Назвать кабинетом комнату, выделенную Соболеву, было, пожалуй, слишком смело. Так, крошечная комнатушка два на два метра с единственным оконцем под потолком.