Тайная одержимость. Эльвира Дель'Искандер

любимого человека, с которым могла бы задуматься о будущем, а она уже размечталась о семье и детях. Ей следовало позаботиться о самой себе, на других ее не хватит. Потому любые заигрывания в баре обрывала на корню. Да и кому нужна сирота?

      – Хватит, – сказала Ликерия, и выключила кран с холодной водой. Посмотрела в маленькое зеркало, которое висело над узким умывальником, и застыла, поскольку осознала кое-что еще.

      Да, семья подождет, дети тоже, и любимый мужчина. Однако не подождет кое-что другое.

      Размышляя о своих желаниях, Ликерия сознательно о том не думала, даже мысли старалась не допускать. Но, безумная и совсем непокорная, она все равно о себе напоминала.

      Самым тайным из ее желаний и, несомненно, совершенно неправильным, было отыскать своих родителей: настоящих биологических родителей. Узнать, кем являлся ее отец и, Ликерия надеялась, все еще является; разузнать как можно больше о «потерянной» матери, которой Ликерия оказалась не нужна, и задать вопрос, что на протяжении жизни не давал ей душевного покоя:

      Почему они оставили ее одну: одну на растерзание жестокого мира.

      Глава 12

      Было паршиво. Страшно паршиво. Ужасно паршиво. Так паршиво, что не хотелось разлеплять глаза. И хуже всего было не физически – хуже было морально. Они облажались, серьезно и по крупному. Он облажался. А от осознания того, что едва не погубил своих людей, легче отнюдь не становилось. Тогда как Ролан предлагал задуматься о ловушке. Хотя спроси его кто сейчас, пошел бы он к складам, знай заранее, что его там ожидает, что бы он ответил?

      Александр не сомневался: да, пошел бы.

      Задай остальным тот же самый вопрос, что ответили бы они?

      Они ответили бы то же самое. Речь об этом уже заходила: другого решения быть не могло. Так есть ли смысл переживать? Нет. Наверное, нет: то, что случилось – в прошлом, пора прекращать себя изводить. Тогда от чего же так паршиво?

      Александр крепче зажмурился.

      От осознания того, что психопат-Лисандр обставил его как сопливого мальчишку и даже пальца не напряг. Даже пальца!

      Александр стиснул челюсти.

      Все стоял этакий чистюля, улыбался своей дрянной улыбкой. Своей дрянной, паршивой улыбкой…

      Кажется, «паршиво» становилось словом дня. Дерьмо.

      Рядом пошевелились. Ролан. Это что же, снова просыпаются угрызения совести?

      – Перестань себя изводить, – послышался ровный голос. – Рано или поздно мы оказались бы на этих складах. Ты ничего не мог поделать. Случившееся было вопросом времени.

      – Я в порядке, – был сух Александр.

      – Можешь вешать лапшу на уши кому-нибудь другому.

      – Хорошо. Где остальные?

      – Где-то в доме.

      «В доме». Нет, они не «в доме». Не в его доме, не в лофте. Они находились в квартире Дея, которую тот снял, пожаловав в Радлес, так как в состоянии, в котором оказались после взрыва, отправляться «в дом» было равнозначно самоубийству, учитывая его непригодность для житья,