Критерий Лейбница. Maurizio Dagradi

начиная с первого и варьируя постепенно, как ты этот делал с K22.

      – Профессор, остается очень мало хлеба, – возразил Маррон. – Полагаю, нам стоит попробовать с какими-нибудь иными предметами, прежде чем перейти к другим параметрам.

      – Хм… Ты прав.

      Дрю взял тефлоновый блокнот со стоящей поблизости стойки и положил его на пластину.

      Изменяя K22, они добились исчезновения части этого блокнота. Тот же результат они получили и с куском дерева, призмой, свинцовой пластиной и губкой для грифельной доски.

      А также они выяснили, что толщина перемещаемого предмета, составляла примерно полсантиметра.

      Было десять часов вечера, когда они приступили к изменению других параметров. Они погасили все лампы, за исключением единственной, что висела над рабочей поверхностью. Призрачный свет луны проникал в ближайшее окно, освещая плечи двух мужчин, склоненных над потертым рабочим столом в самой обычной физической лаборатории. Они работали в почти монашеской тишине. Студент наблюдал за учителем, а учитель находил новые силы в интуиции ученика, молодого, но смышленого. Им достаточно было двух слов, иногда даже всего лишь жестов для понимания, потому что они понимали друг друга с полуслова и продолжали в совершенной гармонии исследование необыкновенного ускользающего феномена.

      – Должен быть обмен, – заметил Дрю во время испытания.

      Маррон вопросительно взглянул на него.

      – Если предмет перемещается или расщепляется, то на его месте должна образовываться пустота, которую сразу же должен заполнять воздух, производя резкий звук вроде щелчка. Поскольку такой звук не слышен, смею предположить, что предмет, который испаряется отсюда, перемещается в другое место и занимает там тот объем воздуха, который перемещается сюда. Обмен должен быть моментальный и одновременный.

      «Кто знает, куда попали все эти штуки, – подумал про себя Маррон, – и куда нацелен этот прибор?»

      И вдруг мгновенно погасли единственная оставшаяся лампа и монитор компьютера, позволяющие видеть возможные оптические эффекты эксперимента. Помещение лаборатории погрузилось в темноту, и лишь лунный свет слабо освещал пространство.

      Никакого шума, кроме вентилятора компьютера, который приглушенно дул, да мирного жужжания генератора высокого напряжения.

      Маррон выглянул из окна и заметил нечто странное: лик луны, который мы привыкли видеть, глядя на нее, теперь, казалось, изумленно взирал на них, будто они оба не должны были заниматься тем, что они делали.

      Или, возможно, не должны были делать это сейчас.

      Маррон вздрогнул, но тут же встрепенулся и включил клапан.

      Лаборатория погрузилась в еще большую темноту. Ученик на мгновение похолодел от ужаса, и на его лбу выступил пот.

      – Профессор… – пробормотал он.

      В ответ он услышал только странный скрип. Он не смел пошевелиться, вспотев еще сильнее.

      Казалось, что время в лаборатории остановилось.

      По-прежнему