Когда нам будет 40 лет. Елена Игоревна Ротман

всегда находился рядом, советником, что искренне сопереживал и мудро оценивал. Вот только он еще не знал, что каждый вечер, сразу после его ухода, Анна писала письма одному и тому же человеку. А утром сжигала их в камине своей комнаты.

      И временами ей казалось, что этот мужчина читает ее как открытую книгу. С ним она не чувствовала себя скучной или банально толстой. Он умудрялся смешить ее на светских раутах, обсуждать темы не допустимые для лиц ее круга. Умел заводить ее в дебри своих разговоров, что Анна самостоятельно выбалтывала ему все свои мысли и печали. И Виктор их слушал. Ценное и дорогое умение. Ей начало казаться, что этот умный и красивый, да глупо было бы это отрицать, мужчина становился ей хорошим другом. Ведь с ним так легко и интересно. А еще хотелось его прикосновений и это немного пугало княжну. Эти вспышки чувств были странными. Вдруг это от банального отчаянья?

      – Временами мне кажется, что ты живешь у нас, – смеясь, заметила Анна, когда они с Виктором снова остались одни в гостиной. В этот январский вечер Альберт собирал министров с семьями и проводил тихое чаепитие. Очень доброе и домашнее. Анна считала это отличной идеей: ведь можно было легко подобраться к этим мужланам через их близких и в будущем, при необходимости, разыграть свои козыри.

      – Жить во дворце, – скривился Виктор и подсел к Анне на диванчик. Где-то в коридоре слуги заканчивали уборку и собирались отправиться отдыхать. Иногда княжна и вправду задумывалась насколько сложна их жизнь и работа – ведь они не могли позволить тебе проспать до десяти утра. – Лучше убей меня. Это же ужасно. Нельзя встать ночью и в одних трусах сходить на кухню, чтобы выпить молока с шоколадкой.

      Анна звонко засмеялась, подавшись вперед.

      – Так вот что ты делаешь по ночам.

      – А чем занимаешься ты?

      – Пишу письма Куроки, – внезапно ответила она и испугано захлопнула рот рукой, отвернувшись от мужчины. – Черт.

      – Ты помнишь, я могила и клялся на Библии? – осторожно начал Виктор, в уме вспоминая, где же он слышал это имя.

      – Это упонский принц, – вздохнула Анна и повернулась обратно к нему. Не слишком ли это был личный разговор? Да, она призналась своей семье и Хезер, но может ли она доверять, кричать о своем разодранном сердце остальным людям? Ведь ей действительно этого хотелось – чтобы все видели ее окровавленное сердце, жалели ее, пытались помочь. Что бы Куроки это видел. Она не сильная. Слабая и впервые влюбленная. Прошло уже время, а ей все еще хочется кричать и плакать.

      – Как я понимаю, любовь? – тихо и понимающе спросил Виктор, на секунду задумавшись над тем, что раз она рассказывает ему об этом, значит, не воспринимает, как потенциальный объект для любви. Как мужчину. Почему его эго так всполошилось?

      – Первая, – Анна встала и отошла к не зашторенному окну. На улице царствовала ночь, и лишь подсвеченные дорожки у дворца освещали местность.

      – Она часто трагична, – начал Виктор и медленно подошел к княжне. – Ты не должна зацикливаться на этом. Просто переживи.