Мурка, Маруся Климова. Анна Берсенева

Сережин сын был совсем не такой, как Маруся, он уж точно не сбежал бы с выпускного вечера из-за того, что все его сторонятся. Да и зачем бы ему было сбегать, он-то наверняка не чувствовал себя среди одноклассников белой вороной. Думать об этом, так сильно от нее отличающемся, Матвее ей было так же неприятно, как жить в комнате, в которой он жил в детстве.

      Досматривать альбом она тогда не стала – поскорее захлопнула и больше никогда не открывала. Она была лишней в жизни Ермоловых, и вся выдержка Анны Александровны не могла этого скрыть.

      Сетчатое платье оказалось нелепым во всех отношениях: Маруся замерзла через час бессмысленного хождения по улицам. Вопреки традиции, согласно которой после прекрасной ночи выпускного бала должен был наступить такой же прекрасный летний рассвет, уже с вечера начал накрапывать дождь. К полуночи он превратился в ливень. Маруся в это время как раз брела по Рождественскому бульвару и вымокла до нитки, пока добежала до темнеющего на углу монастыря. На воротах висел замок, но мокрая как мышь Маруся сразу заметила в заборе узкую дырку и мышью же в нее проскользнула.

      Она стояла под козырьком, который нависал над входом в монастырский подвал, перед ней сплошной стеной стояли блестящие дождевые струи, и она думала, что вся ее жизнь состоит из сплошных несуразностей, из каких и должна состоять жизнь совершенно никчемного человека.

      – Ну че, работаешь?

      От неожиданности Маруся чуть не упала в дверь, которая незаметно открылась у нее за спиной. Но упасть она не успела: кто-то схватил ее за плечи и потянул вниз по ступенькам. Маруся вскрикнула, но, наверное, голос у нее отсырел от дождя: вскрик прозвучал не громче, чем скрип закрывающейся за нею двери.

      Хорошо, что хиппарские босоножки были без каблуков – по крайней мере, она не переломала ноги, сбегая чуть ли не спиной вперед по крутой подвальной лестнице. Наконец Маруся почувствовала, что ее плечи уткнулись в какое-то препятствие, и остановилась.

      Тускло горела голая лампочка, зловещие тени колыхались на темных стенах, и непонятно было, от чего тянет сыростью и холодом: от стен или от теней.

      – Работаешь? – повторил человек, втащивший Марусю в это мрачное помещение.

      – Н-не-ет… – пробормотала она, стараясь, чтобы не стучали зубы.

      Человек оказался тощим, узкоплечим парнишкой, тоже похожим на тень. Выглядел он тщедушно, но в его взгляде было что-то такое, от чего Маруся поежилась сильнее, чем от подвального холода.

      – Да ладно! – хмыкнул он. – Сколько?

      – Что – сколько?

      – Смотря что сделаешь. Если только отсосешь, много не получишь, а если в анус дашь, то побольше. Так как?

      От неожиданности Маруся только теперь сообразила, что он принял ее за проститутку и выясняет расценки. Наверное, в этом не было ничего удивительного, но она не то что удивилась, а рассердилась так, что потемнело в глазах.

      – Да пошел ты! – крикнула она и изо всех сил стукнула его кулаком в грудь.

      – Ах