Капкан на охотника. Оксана Ивановна Семык

шуткой, но всё моё остроумие, до сих пор меня не подводившее, словно парализовано. Я устала. Я хочу есть. И я не понимаю, к чему этот непонятный диалог посреди оживлённой улицы под противным мелким моросящим дождём. Чего хочет от меня этот человек?

      – На комплимент напрашиваетесь? – произношу я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно безразличнее. – Думаете, я сейчас начну горячо вас разубеждать, что ваш роман вовсе не скучен, а, напротив, гениален? Вы, наверное, тщеславны, как все писатели. Должна вас разочаровать: я не литературный критик, я редактор. И вообще, я спешу.

      Я резко поворачиваюсь на каблуках, намереваясь уйти.

      – А вы, как все редакторы, за буквами и строчками не хотите видеть человека, написавшего их, – обиженно парирует Кожин, своими словами вынуждая меня вновь остановиться. – Вас, редакторов, хлебом не корми – дай только поисправлять, повычёркивать. Вот я, например, только-только появился в вашей жизни, а вы уже спешите меня вычеркнуть из неё. Но почему? Неужели я вам так глубоко несимпатичен? Ведь вы меня ещё совсем не знаете. А вдруг на самом деле я белый и пушистый?

      В голосе писателя звучит неподдельное огорчение, и от этого мне становится стыдно за своё стервозное поведение. Человек ко мне со всей душой. Кружку вот подарил. А я с ним веду себя по-хамски. Это всё мои издёрганные за последнее время нервы. Но он-то тут ни при чём.

      Я опять поворачиваюсь к нему и миролюбиво говорю:

      – Ну, если вы белый и пушистый, надеюсь, вы не сильно линяете на ковры, в противном случае я сочту эти ваши качества отрицательными…

      Глава 11

      Через десять минут мы уже сидим вдвоём в небольшом, но уютном кафе, попиваем кофе и болтаем обо всём и ни о чём.

      Неожиданно для самой себя я обнаруживаю в Кожине интересного собеседника. Я ловлю себя на ощущении, будто знаю его уже многие годы, настолько мне легко с ним общаться. Мы с ним словно настроены на одну и ту же волну.

      Ещё больше меня поражает в Михаиле то, что он умеет не только хорошо рассказывать, но и слушать. Его умный, внимательный взгляд вдохновляет меня на какие-то длинные рассказы.

      Я сама не замечаю, как успеваю изложить ему чуть не всю свою биографию. Это я-то, человек по натуре скрытный!

      Позже, анализируя этот вечер, я пойму, что из нас двоих больше трепалась я. Он же, в основном, шутил и расспрашивал меня, изящно уходя от большинства моих вопросов.

      О себе Кожин рассказал очень мало: тридцать девять лет, разведён, живёт один. Уже год как увлёкся сочинительством. Пишет в свободное от работы время, но, если первые романы будут пользоваться спросом, с удовольствием перейдёт в статус профессионального писателя.

      Вот, пожалуй, и всё, что я узнала о нём в тот вечер. То есть, по большому счёту, ничего. Но я почти физически ощущала огромное обаяние его личности. Я чувствовала себя, как сухой лист, упавший в бурный поток и влекомый куда-то в неведомую даль.

      Просидев в кафе несколько часов кряду и выпив, наверное, весь имевшийся у них в наличии кофе, мы, наконец, выходим на улицу. Кожин останавливает проезжающее мимо