Исток бесчеловечности. Светлана Бринкер

толстый железный шушун со стеклянным глазом, издающий мерный писк. Единственная лапа твари охватывала указательный палец рыбака. Тот осторожно вынул палец из мягкого холодного шушуньего кулачка, и шушун пронзительно, ритмично зарыдал, а стеклянное лицо его осветилось синим изнутри. Рыбак торопливо вернул малышу палец, и тот, успокоившись, показал ему таинственное «95». Спаситель стоял у окна. Сопровождающая его гнусная, непереносимая вонь гниющего мяса, от которой рот наполнялся кислотой, немного отступала, смешиваясь с запахом моря и ночного осеннего ветра.

      – Я был на Острове, – сказал рыбак.

      – Невозможно, – прошептал некромант, отвернувшись. – Как?

      – Сам не знаю, – после короткого молчания признался спасённый. – Бартоломео меня зовут. Барч.

      – Барч, – повторил лорд Родигер медленно, будто бы услышав нечто неприятное.

      – Но как?! В чреве Морской Змеи?.. – утопленник раскачивался, сидя на столе. Позабытое причиняло ему настоящую боль. – По лабиринту буролесских могильных червей? Момент… Я летел? На гриф…

      – Животные не летают через Запретные воды. Никакие. И даже не начинай мне про драконов, метательных рыб и прыгучих медвежат!

      Рыбак поднял на некроманта измученные глаза.

      – Значит, меня забрали на Остров, – твёрдо произнёс он. – Прислали лодку.

      – Ну, разумеется, – участливо отозвался Родигер, поворачиваясь к спасённому. И тот сразу понял.

      – Нет! Нет, господин! Я ничего не помню! – рыбак вскочил, обрывая магическую мишуру, озираясь, как загнанный зверь.

      Вязкая тёмная жидкость, до сих пор вливающаяся под его кожу, растеклась по полу. Загремели неведомые ритуальные сосуды: стекло и металл. Рыбак заметил в плоской чашечке короткое лезвие, схватил его, сжал в кулаке и угрожающе взмахнул им перед лицом некроманта – умело, как это ему случалось делать на пристани Рипендам. Хозяин маяка не отшатнулся, только слегка искривил рот. Похоже, у него имелся некий туз в рукаве. Даже вероятно. Так что один удар – и бежать!

      И пленник уже почти нанёс противнику длинную опасную рану от подбородка до ключицы, почти прогремел по всем лестницам и галереям, да так, что любое ходячее мясо, любые вонючие выползни прыскали в тёмные углы, как шушуны от громкого смеха. Почти уже выскочил, слегка растянув в прыжке лодыжку, за дверь, да и вниз по улице, на подножку вечернего тролльего поезда – и на рассвете сети ставить в Рипендамской бухте… Но вместо этого почему-то оказался на липком полу, морда вся осколками исполосована, и не мог больше ни двинуться, ни даже выругаться от души.

      Его рывком перевернули на спину. Ледяная маслянистая дрянь полилась в горло. Краем глаза удалось заметить ещё троих, одного даже узнать: Констант Понедельник, владелец книжной лавки, тот ему картинки срамные в лавке на Змеиный день предлагал.

      – Что вы сделали? – спросил букинист убийцу.

      – Вывел эту четверть из игры, – невнятно, жутко, как из глубокого колодца, донеслось