«Высекаю свои письмена». Заметки и воспоминания о Юрии Лобанцеве. Валерий Капленко

доказывается) … И всё же – как много в этом персонаже навязанного ему автором!

      Помню обрывок разговора между Юрием Лобанцевым и моим братом Георгием, преподававшим музыку в школе:

      – А вообще зачем, по-вашему, существует музыка?

      – А я не знаю, – честно и задумчиво отвечает Лобанцев. Вот тебе и раз! Так глубоко вникнуть в судьбу и мысли композиторов, чтобы суметь художественно их воплощать, – не понимая самого смысла их жизни? Да может ли такое быть?

      Но давайте не забывать, что, во-первых, поэт всё-таки талант и способен интуицией постичь то, что ему не близко, даже вопреки рациональному. Во-вторых, Лобанцев и не погружался в подробности музыкального творчества – его волновали идеи, тенденции, те концепции жизни и искусства, которые вдохновляли композиторов: Моцарт – «чудо и мечта», Сальери – неукротимый поиск Истины. И вот – «Певец велик Мятежностью Мечты!» Сальери пришел к тому, за что укорял Моцарта. Приключения творческого духа – вот сюжет поэмы. А уж разворачиваются они на поле музыки или каком-либо другом – это дело второе.

      Моё знакомство с Лобанцевым пришлось как раз на период создания этой поэмы. Я видел промежуточные варианты и даже перепечатал один из них на машинке. Впоследствии эта копия затерялась, и найти её я не смог. Но одну подробность запомнил. Глава II. Сальери говорит Моцарту:

      Терзал и вас Господствующий Вкус,

      но вы, не льстясь

      на лёгкий подвиг моды,

      нашли в душе

      такой простор для муз,

      что сумма грёз разбухла до свободы.

      Увидев очередной вариант, я удивился, что мощная метафора последней строки заменена чем-то менее выразительным: «что всем примнилось зарево свободы». Вяло, несмотря на повтор «р». Спрашиваю, зачем было так заменять. И узнаю, что редактор ни в какую не соглашается, чтобы какая-то «сумма» – научный термин – могла присутствовать в тексте, посвящённом музыке. Лобанцев когда-то приводил в пример Пушкина: допустим, цензура не пропускает какие-то строки, – значит, нужно написать ещё лучше. На деле иногда происходило наоборот, Лобанцев уступал требованиям редактора, и кто знает, сколько ярких строк утеряно! Позднее, уже по смерти Лобанцева, я узнал, что поэт Юрий Конецкий готовит к изданию сборник стихов Лобанцева и что он, Конецкий, старается восстановить, отыскать наиболее выразительные варианты строк (а часто это варианты первоначальные), и я тогда предложил эту прочно засевшую в моей памяти строчку, которая и заняла своё место в книжке4.

      Мне казалось, что после первой публикации поэмы должна была бы случиться громкая дискуссия, если только не скандал. Ещё бы: Сальери он оправдывает, Моцарта чуть ли не дисквалифицирует, внедряет рационализм в самое иррациональное искусство… На самом деле всё прошло как-то тихо. Я говорю об этом Лобанцеву. Он в ответ: «Так ведь невыгодно привлекать внимание, громко обсуждать такие вопросы». Он и тут был социологом: невыгодно, понятное дело, тем, кто «обделывает делишки».

      Есть,

4

Ю. Л. Лобанцев. Оправдание Сальери: книга стихов. – Екатеринбург: Изд-воУГГГА,2000.