Ничего не возьму с собой. Алла Полянская

мать, но она мать, и она его знала. А остальные… даже друзья, с кем много лет дружили, общались – никто не поверил ему. Эти же чужие люди поверили сразу и безоговорочно.

      – Так, значит, ты сейчас без работы, без денег, без имущества, и все что есть – квартира твоей бабушки, где вы с матерью и живете? – Семеныч моментально ухватил самую суть. – Что ж, клиническая картина мне совершенно ясна. Бывают, брат, и похуже ситуации, но гораздо реже. Ника, ты общаешься с Ольгой Витковской? Пусть выяснит на предмет работы для нашего друга. Правда, историю эту придется рассказать и ей тоже, но это к лучшему. Если кто и способен тебя полностью оправдать, так это Ольга – она сразу выяснит правду.

      – Да толку-то… – Никита вздохнул. – Официально ничего не было предъявлено, а неофициально – это все просто ее слова, подтвержденные фотографиями. Кто мне поверит?

      – Я вот поверил, и мы все. – Семеныч хмыкнул. – И если поверит Ольга, то ее слову поверят такие люди, что нам с тобой и не снились. Слово – оно, брат, у каждого по-разному весит, у иного и вовсе ничего, а у иного – золотом платят. Ольга как раз из тех, чьи слова на вес золота. Ну, а денег мы тебе одолжим, конечно… Не спорь, жрать-то надо! Жить на что-то нужно, и матери то одно, то другое носить. Цветы, например, коль она скоро на поправку пойдет. Я операцию сделал, без ложной скромности, отлично, а она еще не старая и довольно крепкая, сердце поизносила только, но теперь будет лучше прежней. А там заработаешь – вернешь. Нет, понимаешь, безвыходных ситуаций, парень, ясно?

      – Ясно.

      Что ж неясного. Вот только что он тонул и уже шел ко дну, а его выдернули на поверхность, и воздух такой сладостный, надышаться невозможно.

      – То-то, что ясно. – Семеныч прошелся по тесному кабинету. – Квартиру и прочее ты ей отдал, конечно? Ну, на это и был расчет. Ладно, дальше будем думать. Пока и этого хватит, а там поглядим. Ника, вези-ка ты его сейчас к себе, наверное. Завтра привезешь снова, пусть мамашу навестит, а к тому времени и Ольга, глядишь, что-то нам скажет.

      Никита почти спал. Коньяк и разговор расслабили его, и он ничего не мог с собой поделать, глаза просто сами слипались.

      – Давай-ка отведем тебя в машину. – Семеныч критически просмотрел на Никиту. – Ты сам, пожалуй, не дойдешь… Лариса, тащи кресло. Ишь как его стресс отпустил сразу, поплыл моментально. Ну, коньячок здесь, конечно, первое средство. Хорошо, Ника его подобрала, не то совсем бы крыша съехала у парня.

      Что-то он еще гудел над головой Никиты, но тот уже не слышал. Понимал, что не должен спать, изо всех сил пытался открыть глаза, но потом словно нырнул в вакуум, где не было ни звуков, ни света, выпал в другое измерение, где основным световым решением была мягкая теплая тьма.

      Проснулся Никита от щекотки, будто кто-то щекотал ему лицо мягкой кисточкой.

      Рядом с подушкой сидел крупный серый кот – откормленный, усатый, мордатый, с маленькими ушами, с хищным взглядом и внушительными полосками по всей дымчато-серой шубке, гладкой и отливающей шелком.

      – Ишь какой…

      Никита