Телохранитель. Владимир Сергеевич Митрофанов

может, хотели бы свои концы пихнуть, но не решались на это и пихали вместо этого бутылки. Это же не тетки, они не для пихания. Да и теткам бутылки пихать с чего бы вдруг – тут явный психический надлом, нарушение потенции или что-нибудь еще… Ведь кишка – не влагалище, не детородный орган. Странно это…

      – Ты, Фрейд херов, кончай пиздеть, а то меня сейчас стошнит! – простонал Ховрин. – И вряд ли он пидар, – засомневался он, – у него есть подруга. Кстати, довольно симпатичная. Кажется, Лена зовут. Вроде бы они вместе хотят свалить в Канаду. Я ее видел: такая черненькая с большой жопой. И еще голос у нее такой тоненький и противный, какими в мультфильмах разговаривают мелкие животные. Через короткое время он начинает раздражать ужасно. Хочется заткнуть уши.

      – Ого! Все в струю: Канада теперь считается раем для содомитов. Если упрощенно: там хотят официально снизить возраст сексуального согласия и еще они выделяют шесть полов. Настоящий возрожденный Содом! Писец!

      – Что за шесть полов? – удивился Ховрин.

      – А я знаю?

      – Заливаешь! Такого просто не может быть! – отропел Ховрин. – Вообще ебнулись!

      – Ну, что: когда валишь в свою Америку? – спросил Ховрин у Дерагчева.

      – Хер знает: визу, гады, не дают! – погрустнел Дергачев.

      – И правильно делают! – хохотнул Ховрин. – Потому что нехуй!

      На том и расстались.

      На углу дома уже у магазина «Магнит» Ховрину встретился еще один знакомый по школе – Дима Ершов. Он был в темных очках, бледный до зелени и даже в этот холодный день обливался потом. Цель жизни его была теперь одна – любым способом добыть денег на дозу. Лицо его было желтое – следствие хронического гепатита, и сразу было видно, что парень не жилец – недолго ему осталось. Он уже разлагался. И сам об этом знал. Наверно у него был только один шанс выжить – это попасть в строгую тюрьму, где нет доступа к наркотикам и есть хорошая больница. Если, конечно, еще остались такие тюрьмы. Алик Воронков, который сидел под Питером, звонил оттуда чуть ли не каждый день просто поболтать. Мать ему сделала безлимитный тариф. Обстановка у них в ИТУ сложилась, видать, довольно неплохая, никто его не прессовал и не угнетал. Сидеть ему оставалось еще четыре года. Впрочем, он не был наркоманом, до отсидки активно занимался боксом и даже там, на зоне, ухитрялся ежедневно тренироваться.

      Ершов исподлобья посмотрел на Ховрина, сунул ему вялую холодную и влажную руку – как лягушку:

      – Привет. Ты как?

      – Херово.

      – И я. Бабла нет? Завтра отдам, – безнадежно спросил Ершов.

      Ховрин помотал головой:

      – Сам голодаю.

      Оба какое-то время молчали.

      – Ну, пока, – сказал Ершов, тут же потерявший к Ховрину всякий интерес.

      – Пока.

      Ховрин прошел через арку во двор. Там стояла компания. Оттуда вытащился какой-то резкий парень, ухватил Ховрина за рукав, прохрипел:

      – Дай закурить!

      – Не курю! – вырвался Ховрин.

      – Ты