Распыление 2. Полуостров сокровищ. Татьяна и Дмитрий Зимины

двух видов меда – цветочного и гречишного, и морошкового варенья.

      Распоряжался кот. Как заправский официант, он вкатил в комнату двухэтажную, нагруженную снедью, тележку, затем внес на вытянутых лапах раскаленный самовар. Споро расставил блюда, чашки, тарелки, разложил салфетки и приборы, обмахнул полотенцем табуретки и уселся рядом, скроив умильную рожу.

      – Отведайте, гости дорогие, чего хозяйка послала, со мной переслала… И обо мне, служивом, не забудьте. Мур.

      – Садись, коль не шутишь, – пригласил кота бвана. Тот проворно вскочил на табурет, и, придвинув ближайшую чашку, принялся наливать чай.

      Птица Гамаюн, спрыгнувшая было на стол и уже цапнувшая ватрушку, ретировалась за печку и оттуда возмущенно закаркала:

      – Эй, чего вы этого хищника за стол пускаете! Да он родную маму за пятачок на базаре продаст! Ему верить – себя не уважать…

      – На маму наговаривать не позволю, – строго одернул ворону кот. – Я сирота. С тех пор, как дорогая родительница в осьмнадцатый раз замуж выскочили.

      – Бедненький… – пожалела кота Маха, усаживаясь рядом. – А какой работящий! Не то, что некоторые, – она кинула уничтожающий взгляд на птицу Гамаюн.

      – Я еще крестиком вышиваю, – потупился пушистый хвастун. – И на машинке… тоже… – Машка вовсю чесала ему шею.

      – Тук, тук! Можно к вам? – на пороге материализовался старичок в косоворотке, лаптях и с румяной лысиной, по краям опушенной седыми волосками.

      – Просим! – махнул рукой подобревший после вмазки бвана. – Будьте, как дома… Матвей, не сочтите за труд, поставьте гостю чашку.

      Кот, приподняв одну бровь, зыркнул на стол и на скатерти материализовался новый чайный прибор. Красный, в крупный белый горох. Лумумба уважительно присвистнул, Машка взвизгнула от восторга. Я фыркнул и отвернулся, но тут же подумал, что становлюсь слишком похож на ворону, и сделал вид, что закашлялся.

      – Просыпаюсь после дежурства, чувствую – русским духом запахло. Дай, думаю, зайду, узнаю у новых постояльцев: от дела лытают, или правду пытают… – тарахтел старичок, влезая на лавку между мной и Машкой. – Агасфер Моисеевич. – он протянул узкую, но крепкую ладошку сначала учителю, потом нам. – Можно деда Фира.

      – А мы… – начала Маша.

      – Слухами земля полнится, – отмахнулся дедок, вгрызаясь в здоровенный кус пирога, подсунутый котом. Зубы у него, кстати, были как у молодого. Здоровенные и белые, будто из Мейсенского фарфора.

      – А откуда? – не выдержал я. – Вот и Арина Родионовна…

      Дедок, осторожно дуя на горячий чай, только флегматично пожал плечами.

      – Хозяйка пасьянс раскладывала, – пояснил кот, а потом многозначительно покосился на бвану и процитировал: – "И Придет Сатана: ликом черен и прекрасен".

      – Согласно книге пророка Захарии, – высунулась из-за печки неугомонная птица Гамаюн, – Сатана выступает обвинителем на небесном суде…

      Машка запустила в неё кренделем, а Лумумба поспешно сменил тему, обратившись к Агасферу Моисеевичу:

      – Вы