Поводырь. Фантастическая повесть. Павел Амнуэль

у меня было спонтанно, я не понимал…

      – Извините, – прервал я Полякова. – Вы сюжет фантастической истории рассказываете?

      Он закрыл рот и улыбнулся внутренне, как это бывает: лицо вдруг озаряется, меняется взгляд, это трудно описать словами, словами вообще много чего описать трудно, а то и невозможно. Понимать понимаешь, знать знаешь, а словами объяснить не можешь. Так я когда-то мучился, пытаясь высказать Сенте все, что чувствовал. Не смог, а сейчас и вспоминать об этом не нужно.

      – Я думал, – сказал он, – что в доме физика-теоретика увижу много книг – по специальности хотя бы.

      – У меня была большая бумажная библиотека… то есть по сравнению с электронной мелочь, конечно, три с половиной тысячи книг. В моей прежней квартире они занимали полторы стены. Пыли было… Постепенно я их раздал в библиотеки, не помню уж, в какие.

      – Как все по-разному, – вздохнул Поляков. – Я давно в профессии, но все равно не перестаю удивляться.

      – Чему?

      – Многообразию идентичных миров. Вам-то это должно быть понятно… или… я неточно выразился… Извините, что отнимаю время… Но, видите ли, у нас нет развитой теории многомирий, и тому, что я умею, невозможно научиться. Я прихожу сюда второй уже раз, и это не случайно. Сначала тот залив. Потом… Перед тем, как пойти на лекцию, я побывал в университетской библиотеке, искал по профессии… Поразительно! – неожиданно воскликнул он. – На дворе двадцать первый век, а у вас ракеты на химическом топливе, единственная станция на спутниковой орбите, вы не были на Марсе, не говорю о дальних планетах! И, в то же время, о многомирии вам известно куда больше, чем нам, я имею в виду теоретические разработки.

      Умел же этот человек говорить много, но не сказать ничего, нагнетать интерес, не переходя к сути! Поляков поймал мой раздраженный взгляд и спросил:

      – Сами-то вы когда-нибудь были в космосе?

      – Нет, конечно. Я физик, а не астронавт. И космический туризм не для меня – слишком дорого.

      – Хотя… – добавил я, – в детстве мечтал о космосе. Даже как-то в классе, кажется, девятом, написал… точнее, начал и бросил… рассказ о том, как в далеком будущем герой перемещается от звезды к звезде на велосипеде, педали крутит, и от этого вырабатывается энергия, которая… не знаю… фантазия, в общем.

      – Велосипед, – протянул Поляков. – Любопытно. Неужели… – Он не закончил фразу.

      – Что? – спросил я.

      – Это мне облегчает… – улыбнулся он. – Вы не бывали в космосе. Хотите, покажу?

      Вопрос прозвучал неожиданно, и я ответил «Конечно!», не подумав. Мне показалось, что я начал понимать, кто этот человек, и даже относительно его странной профессии кое-что я себе уяснил – что-то, чего не смог бы выразить словами. Поляков произнес во время своей сумбурной речи несколько ключевых для меня слов, и я боялся, что догадка окажется верной, и хотел, чтобы она была правильной, и еще неожиданное ощущение прорастало во мне: желание