В тихом городке у моря. Мария Метлицкая

шагнул через высокий порог.

      Комнатуха неожиданно оказалась просторной – скорее всего, по причине почти полного отсутствия мебели и какой-либо домашней утвари. У подслеповатого оконца стояла узкая кровать с пружинной сеткой и проржавевшей стальной спинкой. На кровати, свернутый в трубку, лежал полосатый матрас. Сбоку притулилась кособокая самодельная тумбочка с гвоздем вместо ручки, на которой лежала раскрытая книга и стоял мутный граненый стакан с застывшим узором темно-красного цвета. «Вино», – догадался Иван.

      На пол, на кое-как уложенные щелястые широкие доски была брошена куцая и рваная циновка. Напротив кровати, у стены, стояли маленький стол с фанерной столешницей и хлипкая табуретка с отставленной в сторону ногой.

      Но было прохладно, свежо, тенисто, словно на улице не набирала силу тяжелая дневная жара.

      Иван растерянно озирался по сторонам и молчал.

      – Что, не подходит? – с недобрым смешком спросила Любка. – Ну тогда прощевай! Ступай в гостиницу. Десять минут ходу, «Юность» называется. Только чья? Вот вопрос!

      – Что – чья? – не понял он.

      – Юность, – сварливо повторила Любка и нетерпеливо уточнила: – Так что, не подходит?

      – Подходит. А там поглядим – посмотрим.

      Она, кажется, удивилась, но ничего не ответила. Наверняка ее жилье спросом не пользовалось.

      – Ну и устраивайся тогда. Обживайся. А я тебе постельное принесу. А потом все обсудим.

      – А плата? – спросил он. – Это обсудим прямо сейчас.

      – Дорого не возьму, не за что. Пятерку в месяц осилишь?

      Иван кивнул.

      Любка постояла на пороге, словно раздумывая: спросить – не спросить? Но любопытство пересилило:

      – А чего приехал? Ну, в смысле сюда? Отдохнуть?

      – За счастьем, – ответил он и усмехнулся. – А счастье – это покой. На свете счастья нет, а есть покой и воля. Так вот, я за покоем. Да и море. Всегда мечтал жить на море.

      Она покачала головой:

      – За покоем, говоришь? Думаешь, если медвежий угол, провинция, значит, покой?

      – Надеюсь.

      – Да не надейся! – неожиданно зло, с отчаянием сказала она. – Море, говоришь? Да будь оно проклято, это море!

      От растерянности и неожиданности Иван вздрогнул. Но Любка уже вышла из хибары, хлопнув кривой и щелястой дверцей.

      В изнеможении он опустился на кровать. Пружины заскрипели, заныли.

      «Зачем? – в который раз повторил он. – Зачем я приехал сюда, в эту глушь, в эту жару? Покой? А она, наверное, права – покоя нигде нет, нигде. Наверняка ей виднее. Покой – он в душе. В душе, и только. Но «если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Ладно, поглядим – посмотрим.

      Москва

      Москва, родной город где прошло его детство, их комната на Арбате, в Староконюшенном, давно ушли в прошлое. В далекое прошлое. Если бы не дед, воспоминания бы вообще стерлись, исчезли, как не было. Да они и остались смутными, смазанными, словно припудренными. Но тогда точно было счастье –