Фотография. Лидия Петровна Салохидинова

и холодит то место.

      …Приехал главный инженер.

      Ко мне его, – скомандовал Ерофеев. Никакой Управы! – там каждый будет считать себя равным. Ко мне! Кому сказано!?

      Опьяненного сибирскими просторами инженера под белы ручки, и прямо в апартаменты Ерофеева, что на улице Иркутской, а там уж вся знать купеческая собралась. Только Шкроев Иван Васильевич не пришёл. Вместо него пожаловала жена его, Александра Ивановна. Пояснила она: муж спит по причине празднования дня рождения кума.

      Дак, праздновали-то в воскресенье, и я был приглашённым к Ивану Капитоновичу, а сегодня – суббота… – заикнулся, было, и здесь же осёкся, купец 1-ой гильдии Волков Родион Семёнович, мужичок костью куцый, телом жидкий; и сидя, не выпускал он трости из сухоньких ручонок.

      Ничего не ответила женщина, лишь руками развела.

      Намыли инженера, напарили в баньке, и в трапезную прямо в исподнем, на

      плечики лишь кунью шубейку набросили, мол, всё здесь у нас по-простецки.

      После дальнего странствия, дорог тряских чувства притупились у путешественника, в голове кисельно гладко сделалось, как вроде, извилины стёрлись, и лишь одна мысль: ну, наконец-то, доехал! – радостно металась в голове. Слегка ополоумел работник умственного труда. А здесь ещё баня, да дурманящий берёзовый веник.

      Но всё же смекнул мужичонка, что негоже столичному инженеру в таком виде, да ещё и при даме. Одел мундир. Сидел за столом пустой, но торжественный, значимый. После осетринки и первой же стопки «ерофеевки» посоловел, голова совсем не своя сделалась у московского, – воспринимал явь как в тумане.

      Венедикт, хитрец, давай перед московским больше туману напускать, играть в либералы, – выслушивать мнение всех присутствующих о постройке дороги.

      Александра Шкроева, встав с места, – монументом стояла: телеса налитые, того и гляди, платье по швам пойдет; лицо лососевого отлива, – давай пальцы загибать, перечисляя выгоды от постройки железной дороги. Ерофеев, не церемонясь, прервал её. И, откинувшись на высокую спинку стула с именными вензелями, предложил голосовать.

      Голоса разделились. Против переноса железной дороги от Каинска проголосовала Александра Ивановна Шкроева и Левако Мовша Абелевич.

      Ерофеев от негодования глазищи выпучил, – что шары бильярдные, – навёл их на Левако, но проговорил, – истый артист! – ласково:

      – Мовшечка, дорогой, не дело нам слушать бабу. Ну посуди сам: построят дорогу, понаедут здесь всякие, и наша торговля заглохнет…

      Переголосовали.

      Так по-модному – по-либеральному, по-стародавнему – по-любовному и решили купцы между собой, отодвинуть дорогу от Каинска.

      Уломали и Главного, – уж очень ему шуба кунья понравилась. Колебался, раздумывал, правда, в начале инженер. Поверх шубы шкурку черно-бурой лисы купец Волков небрежно бросил: для вашей любезной жёнушки, – пояснил. Эта мягкая рухлядь и умягчила сердце столичного. Согласился отодвинуть дорогу от Каинска инженер.

      Перед Императором оправдание