Великая армия Наполеона в Бородинском сражении. Владимир Земцов

утра страдал от сильной головной боли, и его влияние на ход битвы оказалось более скромным, чем ожидалось. Численность русских войск Деннье оценивал в 162 тыс. человек, а французских – не более чем в 140 тыс. Деннье был первым, кто во французской историографии попытался не произвольно, но на основе документальных материалов оценить потери Великой армии. Он привел цифры рапорта, сделанного им на основе данных начальников корпусных штабов в Москве и представленного начальнику Главного штаба маршалу Бертье (вероятно, 21 сентября): 49 выбывших из строя генералов (из них 10 убитыми), 37 выбывших из строя полковников (10 убитыми), 6547 офицеров, унтер-офицеров и солдат убитыми и 21 453 ранеными. Бертье, получив эти цифры, приказал Деннье держать их в секрете[66]. Одновременно Деннье представил Бертье список убитых и раненых 5 и 7 сентября 1812 г. генералов и полковников[67], который, как нам совершенно очевидно, был недостаточно точным. Так, дивизионный генерал Л.-П.-Э. Шастель, командир 3-й дивизии легкой кавалерии, который фигурирует среди убитых, не был даже ранен, значившийся в списке бригадный генерал 1-й дивизии 1-го пехотного корпуса П.-Г. Грасьен был ранен не под Москвой, а под Смоленском, полковник 12-го линейного полка 3-й дивизии того же корпуса Ж.-М. Тулуз был смертельно ранен еще под Валутиной горой и т. д. Это заставляет нас признать данные Деннье недостаточно точными и нуждающимися в проверке.

      Деннье представил также интересные цифры из рапорта командующего артиллерией дивизионного генерала Ж.-А. Бастона де Ларибуазьера: в день 7 сентября было выпущено 60 тыс. снарядов и истрачено 1 млн 400 тыс. ружейных зарядов[68]. Русские потери Деннье оценивал в 50 тыс. человек.

      На фоне той литературы о Наполеоне, которая выходила во Франции в 40-е гг. XIX в., книга Деннье выглядела явным исключением из правил. Еще с конца 30-х гг. июльская монархия, готовясь к переносу праха Наполеона во Францию, стала активно пропагандировать культ покойного императора. Огромными тиражами выходили воспоминания Наполеона, мемуары о нем и его времени. Французские беллетристы рьяно взялись писать книги о Наполеоне. К примеру, Александр Дюма, издавший в 1840 г. биографию императора, посвятил в ней немало страниц описанию Бородинского сражения[69]. Картина получилась явно компилятивной (были использованы 18-й бюллетень, работы Гурго, Сегюра, Жомини, воспоминания генерала Ж. Раппа), но еще раз упрочившей в представлении французов расхожие сюжеты о «смертоносном редуте», подвиге Коленкура и пр.[70]

      Как правило, литература тех лет о Наполеоне сопровождалась многочисленными иллюстрациями, нередко талантливо исполненными (скажем, Ж.Л.И. Беланже или О. С. Шарлем), но неизменно рассчитанными на широкую публику и создававшими сказочно-зримый для народа облик эпохи Первой империи. В потоке этой литературы Бородинское сражение почти неизменно описывалось в духе наполеоновской легенды. В качестве характерного примера исторических работ, явно подпавших под влияние этой

66

Ibid. P. 80. Note 1.

67

Ibid. P. 186–188.

68

Ibid. P. 80. Note 1. Ниже мы еще остановимся на проверке этих цифр.

69

Dumas A. Napoléon. P., 1840. P. 172–194.

70

В 1858 г. А. Дюма побывает на Бородинском поле и заметно обогатит свои «хрестоматийные» сведения живыми впечатлениями (Дюма А. Путевые впечатления в России // Дюма А. Собр. соч.: В 3 тт. М., 1993. Т. 3. С. 63–82). До Дюма французские беллетристы уже не раз обращались к теме Бородина, например, П. Мериме, напечатавший в 1829 г. (Revue Française. 1829. № 11) рассказ «Взятие редута» и талантливо передавший чувство солдатского фатализма. Мериме описал взятие Шевардинского редута, явно домыслив многие обстоятельства дела.