Любовь – во весь голос… П О В Е С Т И. Верона Шумилова

по-твоему, колокольня? – захлебнулся смехом Валера, разглядывая маленькую мрачную комнатку. – Это же забегаловка! Нет, это… это ночлежка.

      – И… лошадки, – добавил Эдик, кидая наглые взгляды на Зину и Наташу. – На двух, серых и послушных, и кнута не надо, а вот на чернявенькую – уздечка нужна, крепкая, с острыми шипами.

      – Вон отсюда, пошляки! – негодуя, потребовала Катя. – И обходите этот дом стороной, чтобы на вас из окна я не вылила помои. От свиней визгу много, а шерсти никакой.

      Парни ушли, заливаясь на лестнице хохотом.

      – Ну что, девочки? – после некоторого молчания спросила Катя, подавляя в себе горечь от проведенного вечера. – Модненькие, шустренькие, за словом в карман не лезут… Эх вы, вертихвостки! Получили по заслугам? К этому вы и стремились.

      Девушки молчали.

      – Высказывайтесь, высказывайтесь! – требовала Катя, и в ней шевельнулась глухая тоска: вот и услышала на себя характеристику. Докатилась… И впервые познала стыд. Пытаясь избавиться от него, напирала на подруг: – Почему молчите? Язык устал, что ли? У вас же он бежит впереди ног. Нет бы попридержать его…

      Теребя рукав ситцевого платья, Зина кривила ярко накрашенные губы, прятала под накрашенные в избытке ресницы потухшие глаза.

      – Язык за веревку не привяжешь. Да и булавкой не приколешь, вот и болтается, – миролюбиво ответила Наташа, чувствуя свою вину перед подругой. – Ну что теперь? Давайте лучше допьем, что осталось. Станет веселее… Разрешаешь? – и повернула голову к расстроенной Кате.

      – Валяйте! – думая о своем, ответила Катя, удерживая под ресницами слезы. – Отмывайте свои грехи.

      Пока Наташа разливала по рюмкам оставшуюся водку, Катя следила за ней и в душе протестовала: всю свою жизнь, сколько помнит, жила рядом с пьяницей-отцом, слышала его окрики, мат, видела в слезах и синяках несчастную мать. С самого детства ее неокрепшая решимость и хрупкая воля что-то изменить разбивались, как о темную неприступную скалу, о граненые стаканы, наполненные спиртным. И вновь это зелье и скользкие ступеньки вниз…

      – Эх, была-не была! – Зина поморщилась, выдохнула из себя воздух и поднесла рюмку к губам. – Не пропадать же добру. Верно?

      Катя выпить отказалась.

      – Ну и мразь! – передернулась, жуя печенье. – Ну и сволочь!

      Нельзя было понять, кому она адресовала эти слова: водке ли, своему отцу или непутевым парням – и девушки ждали, что же она скажет еще.

      – И где вы их откопали? – спросила, и они поняли, о ком идет речь. – Ну и ну!

      Размышляя о том, как ублажить Катю, Зина придвинулась к ней поближе и обняла за худенькие плечи.

      – Это, Каташа, современная молодежь. Не вся, конечно, но большая ее часть. Работать – руки не с того места выросли, зато язык, что помело, и в рот не лезет. Тьфу-у-у!

      – Дело не только в языке, – помрачнела Катя. – У них в голове – пустота. Причем, навсегда! Так