Добрый ангел смерти. Андрей Курков

скорее годный для кухоньки какой-нибудь микрометражной квартиры, смотрелся в этой комнате карликом-уродом.

      Старик вручил мне ножик.

      – Вскройте «сухарик»! – сказал он и вышел в коридор.

      Вернулся с двумя стаканами.

      – А вы, как порядочный человек, меня в гости позовете? – спросил он вдруг с улыбкой.

      – Конечно, – пообещал я.

      – Тогда я вам кое-что покажу! – Старик отошел к книжному шкафу, открыл дверцу.

      – Вот. – Он вытащил с нижней полки толстенный том.

      Я взял книгу в руки – это было академическое издание «Кобзаря». Приятная шершавость коленкора порадовала руки – есть вещи и вещества, прикосновение к которым приносит чуть ли не физическое удовольствие.

      – Вы откройте. Откройте! – проговорил старик.

      Я открыл. Передо мной снова была книга-матрешка. В вырезанном нутре «Кобзаря» лежала другая книга, поскромнее, хотя тех же лет издания: Достоевский, «Идиот».

      Я поднял вопросительный взгляд на Клима.

      Он улыбался, но не мне, а скорее своему прошлому, внезапно потревоженному моим появлением.

      Какая-то смутная догадка заставила меня вдруг вытащить книжку Достоевского из ее удобного тайного лежбища и пролистать. И – догадка оказалась правильной – на полях «Идиота» замелькали карандашные комментарии, только почерк здесь был покрупнее.

      – Это вы писали? – спросил я Клима.

      – Ну я, – сказал он, усаживаясь за маленький прямоугольный столик.

      – А «Кобзарь»?.. – Я потянулся рукой к бутылке и принялся разливать рислинг по стаканам, одновременно выстраивая свои мысли в некий логический порядок.

      – «Кобзарь»? Нет, по «Кобзарю» писал другой… – протянул старик, беря в руку стакан.

      – Львович? – спросил я, провоцируя его на более активные воспоминания.

      – Почему Львович? Львович выбрал «Мертвые души».

      – Послушайте, – заговорил я, ощущая, как голова моя тонет в сочном тумане непонимания происходящего и происходившего. – У вас что, литературный кружок был?

      – Не литературный, а философский, – поправил меня старик. – И не был, а есть… По крайней мере, пока я жив. Я – сам себе кружок!

      – Ну а все-таки, кто писал комментарии к «Кобзарю»? – спросил я.

      – Слава Гершович… Царство ему небесное…

      – Он что, умер?

      – Убили… Током убили. – Старик скорбно склонил голову. – Хороший был парень! Светлая голова. Еще до этих Кашпировских и экстрасенсов он все про эти штуки знал… Поэтому его и убили…

      Туман опять закружился вокруг моей головы.

      – Причем здесь «Кобзарь» к экстрасенсам? – спросил я, находясь уже в полном недоумении.

      – Ну здрасьте! – Старик посмотрел на меня, как на идиота. – А что такое, по-вашему, высокая литература? Просто буковки да метафоры? Это же и есть средство передачи духовного тока, как бы проводник! Захотели зарядиться мрачной глубокой энергией – открыли книжку Достоевского. Захотели очиститься и побыть в просветленном состоянии – берете в руки прозу Тургенева… Это идиоты типа Кашпировского