Князь Холод. Дмитрий Евдокимов

всё по-другому. У этих всё большое: руки, ноги, живот. И во всем заключена огромная природная мощь. К сожалению, мой соперник оказался из таких, не зря же его дружки медведем кличут.

      Так что мой удар в живот не произвел на него никакого впечатления. Зато я от толчка его левой руки довольно чувствительно влетел спиной в стену.

      – Миша, пришиби его! – простонал с пола долговязый.

      Вот оно как? Медведь и по имени Мишей оказался. Тезка, однако. Я изо всех сил ударил коленом в пах вновь подскочившего ко мне громилу. На этот раз он громко ойкнул и остановился, но лишь на миг. Не успев больше ничего предпринять, я отправился в короткий полет на пол от увесистого удара-шлепка ладонью левой руки. В ушах у меня шумела кровь, перед глазами кружились звезды, из носа потекла теплая струйка. Страшно представить, что было бы, врежь он мне кулаком.

      – Стража! Стража! – продолжала надрывать голосовые связки девушка уже совсем близко от меня.

      – Пойдем отсюда! – из-за колонны вновь появился обладатель хриплого голоса. – Стража отсюда не услышит, но кто-нибудь может спохватиться.

      Громко сопя, здоровяк подошел к с трудом принявшему сидячее положение долговязому и помог ему подняться. Потом они с хриплым подхватили товарища под руки и медленно направились прочь от меня. Слава богу, что так, потому что продолжать драку я был не в состоянии.

      – Зря ты влез, Бодров, не твое это дело, – сделав несколько шагов, хриплый обернулся, – а ты, Ружина, думай головой, что делаешь! Если, конечно, тебе есть чем думать!

      С тем и удалились. Что интересно, никаких признаков стражи так и не появилось, неужели действительно не слышно? Что же тогда выходит – на четвертом этаже царского дворца кого-то могут запросто убивать, а стражи порядка ничего об этом не будут знать? Чудовищный недочет! Если только со стражей не поработали предварительно на предмет временной глухоты в определенное время. Такое можно понять, когда следует приказ свыше, но что-то эта троица не похожа на государевых людей, потому возникает у меня мысль о ненадежности местных блюстителей порядка.

      – Меньше всего на свете ожидала увидеть здесь тебя, Бодров, – графиня Ружина склонилась надо мной, голос ее при этом был холоден, хотя проскальзывали в нем и некоторые нотки удивления.

      – Я вообще никого не хотел видеть, графиня, – я с кряхтением поднялся на ноги, опираясь рукой о стену, – просто шел на балкон, воздухом подышать.

      – О, Бодров, – Наталья демонстративно помахала рукой, отгоняя от своего носика донесшийся от меня запах перегара, – да ты пьян! Впрочем, как и всегда! Что ты за человек такой!

      – Ты мне не жена, чтобы попрекать, – опешил от такого поворота разговора я.

      – Вот еще! – она презрительно фыркнула, отчего мне стало совсем уж обидно за себя. – Не хватало мне еще выйти замуж за пьяницу и…

      – Труса? Предателя? Вора? Изменника? Волка позорного? Гомосексуалиста? Долбоящера?

      – Ты чего? – теперь пришел уже черед