Сыщик. Фридрих Герштекер

такое красивое личико, такие правильные черты и такой неподдельный цвет кожи. Как она – эта девушка или дама должна быть хороша, когда она улыбнется; теперь же на лице её были написаны твердость и гордость и, может быть, досада на то, что в купе вторгся посторонний. Её сжатыя губки выражали недовольство и какую-то жесткость, – что к ней очень не шло.

      Господин в синих очках и дама перекинулись коротким разговором, на который пассажир, казалось, не обратил никакого внимания. Он вынул из кармана путеводитель и стал перелистывать его. Дама, не отрывая своего взгляда от расстилавшегося перед нею ландшафта, спросила по-английски:

      – Кто этот незнакомый господин?

      – Не знаю, – ответил её спутник; – но его присутствие не должно нас стеснять: он не понимает по-английски.

      – Но он смахивает на англичанина.

      – Сомневаюсь, – засмеялся господин в очках. – Его платье – совсем не английского покроя, чемодан – немецкий и путеводитель – тоже.

      – Он мне неприятен. Нам следовало бы ехать в первом классе.

      – Это, душа моя, не спасло бы нас от его присутствия. У него тоже билет первого класса, и он поместился здесь только потому, что видел, что я курю.

      – Ах, это твое курение!..

      Разговор прервался и господин в синих очках бросил ещё раз испытующий взгляд на соседа, который не обращал ни на что внимания и был весь целиком погружен в свою сигару и книгу. По временам господин в очках поглядывал в обе стороны на мелькавшие пейзажи и, будто мимоходом, скользил взглядом по незнакомцу.

      Господин в очках обладал красивой и стройной фигурой, был изящно и даже чересчур заботливо одет, как человек, который старается придать себе вид важной особы. Руки его действительно заключали в себе что-то аристократическое: они были белы и нежны. Во время разговора он показывал два ряда безукоризненно белых зубов. Волосы его были темны и слегка вились, но усы были совсем черные, как будто накрашенные. Глаза трудно было рассмотреть за синими стеклами очков. Несмотря на то, что говорил он, как казалось, только по-английски, его одежда была сшита по французской моде. Но молодая дама по дорожному костюму, по украшениям и по чертам лица резко напоминала англичанку. Её спутника можно было скорее принять за француза, нежели за сына Альбиона.

      Довольно много станций они проехали, занимая купе только втроем. Дама устала и стала дремать – насколько это допускала качка вагона. Но в Гиссене оказался новый прилив пассажиров и в купе вошли ещё господин и дама – оба англичане. Дама, не взирая на свой довольно приличный возраст, была в длинных, завитых в виде стружек локонах, спускавшихся почти до пояса; господин – в широкополой войлочной черной шляпе, с маленькими, тощенькими усиками и с сигарою во рту, служащей воспоминанием о путешествии по материку, – воспоминанием, которое тотчас же исчезнет, как только владелец её снова ступит на родную землю.

      Мужчины обменялись между собою холодно-вежливыми поклонами, но дамы, казалось, с первого же взгляда узнали друг в друге единоплеменниц и новая пассажирка, едва успев занять свое