До Янджоу тысяча ли (сборник). Владимир Кучерявкин

уличный фонарь.

      Вот лягу на кровать и голову накрою.

      Вот выйду в коридор, где блохи скалят зубы.

      Где мокрые соседки бродят роем,

      И бешено летают по воздуху микробы.

      Пойду ль на улицу, по скользким тротуарам.

      Зайду ли в магазин, где толпы пьют коньяк.

      Где бросится в глаза немым террором

      Ларёк с газетой, как маньяк —

      Как всё прекрасно в городе, в природе!

      Здесь всё горит и всё бесплодный бой.

      И омут тёмный расступается в народе,

      Когда в него ныряю с головой.

      «Кто-то хрюкнул во сне, кто-то шлёпнул стакан и разделся…»

      Кто-то хрюкнул во сне, кто-то шлёпнул стакан и разделся.

      Ночь туманится, в окна насупясь, как старая кошка.

      Квартира не спит: всё-то пляшут по полу блохи,

      Всё скребётся за стенкой сапожник – тапки тачает.

      В коридоре под лампой летучие сгрудились мыши.

      Щёлкну чуть выключателем – чу, по углам заметались.

      И дорогою длинной, как ночь, и мечтой полусонной

      В коридоре, за стенки хватаясь, бреду к туалету.

      На замызганной кухне по табуреткам расселись

                                                                     полночные совы.

      Не моргая, глядят, сигарету слюнявя за сигаретой.

      Сяду рядом, сам закурю, песенку вспомню:

      Про китайчонка пела мне тихая мама.

      Продаю картины

      Встану утром и попрыгал,

      Задирая пао… Но

      Мимо бегают вприпрыжку

      Тоже тени, как в кино.

      Вот трамвай, смеясь, явился,

      С визгом их к себе пустил.

      Толстобрюхая машина

      Рядом прёт, как крокодил.

      А над городом светает,

      И весёлый наш народ

      Глядь – по улицам толпою

      Бездуховно тоже прёт.

      Он в карманы рук засунул,

      Ног обул в двойной носок.

      Он стоит на остановке,

      Поджидает, голубок.

      Вот и наш троллейбус едет,

      Дверью щёлкает, герой.

      Я с народом залезаю

      И поехал сам собой.

      А когда светает, башня

      Склянку лупит, як матрос,

      Ночь на улицах растает,

      Закурю я папирос

      И стою, как рыболовы,

      Иностранца тихо жду

      И небесная корова

      Улыбается в саду.

      «Сияет небо высоко над головой…»

      Сияет небо высоко над головой.

      Вороны смирные, курлыча, пролетели.

      Ползёт в стену мой терпеливый гвоздь.

      Ворчит, ворчит в руках моих работа —

      Пускай страна моя присела на дыбы,

      Подняв отчаянно железное копыто.

      Пускай толпой бегут по Невскому гробы,

      Махая мордою немытой.

      Сижу на вокзале

      Вот сижу на вокзале, автобуса жду.

      Моет узбечка полы, режутся русские в карты.

      Кассирша сидит за стеклом и похожа на какаду

      Или девочку в школе за партой.

      В космосе холодно. Низкая светит луна.

      Воздух дрожит. Бьётся звезда в изголовье.

      И вороны расселись вокруг, как шпана,

      И улыбаются мне, поднимая брови.

      «Ночь плывёт, как дохлая акула…»

      Ночь плывёт, как дохлая акула,

      За окном тяжёлым, как скала.

      И луна на небе в тучке утонула,

      Весело раздевшись догола.

      И плывёт, окутанная тёмными клубами.

      Вяло разевая пьяный рот,

      Радио бормочет: кто не с нами,

      Того лишаем шёлковых бород!

      «Утро настало уже. Наконец-то…»

      Утро настало уже. Наконец-то.

      Серое небо не дышит, молчит.

      Сгрудились сумрачно жухлые стены,

      Словно за утренним чаем врачи.

      Вишь, как танцует по улицам швыдко

      Маршал, махая растерянной саблей.

      К звёздам свою обращает улыбку

      Редкую, как деревянные грабли.

      И обнимая портфели подмышкой,

      Густо