Цвет алый. Антология

в Мекку и побывал с визитом у калифа в Хартуме. Как была рада миссис Хадсон!

Холмс в квадрате

      Однажды к Холмсу и Ватсону на Бейкер-стрит приехали исполнители их ролей Василий Ливанов и Виталий Соломин. Открыла дверь миссис Хадсон, видит – стоят Холмс и Ватсон. Смотрит в прихожую – сидят Холмс и Ватсон.

      – Неужели я сошла с ума? – прошептала старушка, а знаменитому сыщику сказала: – Холмс, к вам пришли… вы сами.

      – А у старушки нашей – того: дежа вю! – сказал Холмс Ватсону. Они уложили миссис Хадсон в постель, вызвали скорую медицинскую помощь. А Ливанов и Соломин постояли у дверей, да и ушли – у них на этот день было запланировано посещение других достопримечательностей Лондона.

Притча во языцех

      Однажды миссис Хадсон получила телеграмму: «Дорогая Марта, приезжаю сегодня дневным поездом. Встречать не надо. Твоя Джейн».

      Проходя мимо Холмса, она сверкнула глазами, торжественно произнесла: «Наконец-то ваше мужскому засилью приходит конец!», помахала телеграммой перед глазами («вот!») и гордо удалилась на кухню, где сразу что-то зашумело, зашипело и начали источаться немыслимые ароматы.

      – Кто так вдохновил нашу фурию? – спросил Холмс Ватсона.

      – Возможно, приезжает кто-то из ее родственников…

      – Или родственниц… – поправил Холмс. – Но у нее, насколько я знаю, никаких родственников нет.

      Ватсон развел руками.

      В полдень раздался звон дверного колокольчика и миссис Хадсон, приодетая и напомаженная, пошла открывать дверь. На пороге стояла – ба! – ее старинная подруга мисс Марпл.

      – Дорогая Джейн!

      – Дорогая Марта!

      Старушки обнялись и прошли в комнату Хадсон.

      – Мне очень стыдно, Ватсон, но я пойду и подслушаю, о ком судачат наши кумушки.

      Подкравшись к спальне миссис Хадсон, он услышал, как старушка всхлипывает, а мисс Марпл ее успокаивает.

      – Дорогая Джейн, я уже не чувствую себя здесь хозяйкой дома. Я – настоящая мученица! Мало того, что второй этаж моего дома в любое время подвергается нашествию каких-то странных и зачастую малоприятных личностей, но и сам Холмс своей – мягко говоря – эксцентричностью и безалаберностью постоянно испытывает мое терпение, которое небезгранично. Его чрезвычайная неаккуратность, привычка музицировать в самые неподходящие часы суток, иногда стрельба из револьвера в комнате, загадочные и весьма неароматичные химические опыты, которые он часто ставит, сделали Холмса самым неудобным квартирантом во всем Лондоне. Перед ним закрыты все двери. И только я с моим ангельским нравом и терпением еще не указала ему на дверь.

      Тут миссис Хадсон прервала длиннющую тираду и шепотом добавила:

      – Но, с другой стороны, платит он по-царски. Только поэтому я и терплю… Ну что я все о себе да о себе?! Как жизнь в Сэнт-Мэри-Миде? Как твой дорогой племянник Раймонд? Не забывает тебя? Что он пишет? Сколько книг издал в США?..

      Дальше Холмс слушать не стал. Он вернулся в свою комнату и сказал Ватсону:

      – Ваш покорный слуга – притча во языцех!

      Трое