По следам слов. Антология

он пел?

      – «Соловей-пташка, не пой рано…»

      – Хватит! – она закричала, оступилась и опустилась на кровать, внезапно обессилев. Потом сильно зажмурилась, но даже так не смогла сдержать слез. – Эту песню пела ему я.

      Песня полилась с ее потрескавшихся от соли губ и закружилась по комнате, отражаясь от каменных стен.

      Свечи в подсвечниках стали зажигаться сами собой, делая четче тени витязей в доспехах.

      Бошко, Дамьян, Воин, Мирко, Марко, Радмило… Сыновья.

      Они бродили по маминым комнатам. Искали ее. Вытягивали руки, чтобы дотронуться до нее.

      Вороны не умеют плакать.

      Последняя тень накрыла все остальные. Тень Юг Богдана.

      – Мой господин! – воскликнула старуха и, оборвав песню, согнулась и разрыдалась.

* * *

      С поля боя я привела псов и коней. Принесла соколов. Похоронила своих детей. Без крестов. Не хочу, чтобы кто-нибудь другой веры осквернял их могилы и ломал их знамена. Земля знает, чьи кости хранит. На Косово полно сербских костей. И мало крестов.

      Мужа я не нашла.

      – Где самый старший? – кричала я на раненого турка, тряся его слабыми руками за грудки. – Где тот, который порубил больше всех ваших?

      – Я скажу тебе, если обещаешь, что убьешь меня, неверная, – сказал он, усмехаясь, и кровь заливала его уста.

      – Я сама найду его!

      Он умолял меня забрать его жизнь.

      – Проси своего Бога, чтобы он забрал твою душу. Мой забрал мою.

      Мужа я не нашла.

      Женщины завизжали, увидев коней без наездников. Седла были в крови, скакуны ранены, копья сломаны, соколы опьянены вкусом крови. Они клекотали, призывая хозяев. Но хозяев нигде не было видно.

      Меня не было ни среди живых, ни среди мертвых, но я все еще ходила, а птицы и звери следовали за мной, как за Ноем. Но мой ковчег не выдержал наводнения.

      – Плачьте, сиротки мои, – сказала я вдовам, царапающим себе лица и выдирающим свои длинные волосы.

      Не знаю, откуда у меня, уже несколько дней немой, вдруг появился голос.

      Душа моя была истерзана. Девять раз. Бог оцарапал ее девять раз, требуя быть храброй.

      «Ты породил одного сына, а я девятерых», – подумала я, проходя мимо церкви, возле которой стоял старый игумен. Он не крестился и проводил меня пустым взглядом.

      Несправедливо.

* * *

      – Где сербов больше, птица? На косовском небе или в косовской земле? – спросила она меня, а на лице ее по-прежнему читались следы неутихающей боли.

      – Думаю, что всех сербов следует хоронить в Косово, – ответил я ей, взлетев и опустившись на стол между книгами. – Если уж не могут живыми, так пусть хоть мертвыми займут его своими костями, и когда настанет Страшный суд, они будут преобладать над остальными.

      – А что, если Царства Небесного не существует? За что мы тогда отдали жизни?

      – За что-то ведь надо умереть.

      Она фыркнула, как кошка.

      – Девять раз я надрывала утробу, чтобы они появились на свет. Может, есть и то, ради чего стоит жить?!

      – Ты знала, в каком мире живешь