Скамейка Полли. Юрий Лермонтович Шиляев

всё, что вам нужно в дорогу, и переезжайте ко мне.

      – Прошу прощения, это абсолютно невозможно, – Айвен растерянно посмотрел на чек, – надо заплатить долги…

      – Я всё сделаю, – просипел толстяк, сдерживая очередной приступ кашля.

      – И, тем не менее, – настаивал Айвен, – мне нужно будет заехать на работу, сообщить об увольнении. Этой суммы, – он снова посмотрел на чек, – вполне достаточно, даже более, чем достаточно, чтобы привести мои дела в порядок. И потом, долги я принципиально отдаю сам. Особенно, если это долги моего отца.

      – Ну ладно, мой мальчик, ладно, не кипятись, – толстяк, улыбаясь, похлопал Айвена по плечу. Молодого человека опять покоробила фамильярность дельца: тот перешёл на «ты» сразу же, как понял, что дело выгорело, и аристократ «куплен» с потрохами. – Делай свои дела, и приезжай. Мы будем тебя ждать.

      Джейкоб Браун ухмыльнулся, и Айвену стало вдруг нехорошо. Так, наверное, ухмыляется дьявол, купив очередную душу… Титул – не душа, успокоил себя баронет. Он открыл дверцу кареты. Поставив ногу на ступеньку, зачем-то обернулся, недолго смотрел на свежую могилку, где под слоем земли лежало тело отца. Ожидал, что накроет волна горечи, но ничего подобного не случилось. Не испытал даже того мимолётного сочувствия, уместного и для постороннего человека, случайно оказавшегося на похоронах. Ни горечи, ни горя, ни чувства потери. Напротив – одно только облегчение, какое испытывает человек, сбросивший тяжёлый груз. Груз долгов, обязательств, ошибок, разочарований…

      И Айвен запрыгнул в карету. Взвился хлыст, окрик кучера двинул лошадок в галоп, наёмный экипаж, заскрипев, покатился по дорожке с кладбища.

      Так началась история, изменившая и самого Айвена, и, возможно, весь наш мир. Хотя… жизнь сама знает, что ей нужно, и никогда не соглашается на подделку.

      А возле свежей могилы, украшенной парой дешёвых бумажных венков, остался стоять толстый, смешной человечек. Его багровое, потное лицо было одновременно и растерянным, и горестным.

      Он оглянулся, посмотрел по сторонам, медленно опустил взгляд на холмик мёрзлой земли. Надгробный камень прост, как и слова, выбитые на нём: «Барон Чарльз Альберт Чемберс. Да покоится с миром»

      – Эх, – толстяк достал платок. Он хотел привычно вытереть пот, но из его маленьких, острых глазок вдруг полились слёзы. Мистер Браун всхлипнул, всё-таки вытер лицо и шумно высморкался. Потом, вздохнув, сказал:

      – Ну что, господин барон, все мы там будем, да? Ты ведь вряд ли помнишь меня? Я Джейкоб, кухаркин сын. Это меня обвинили в краже той золотой монеты, и моей матери отказали от места. Мы потом голодали, потому что мать больше нигде не брали на работу. Ты не знал этого, но я сам скажу – отца-то у меня не было. А тот золотой стащил ты. Я видел.

      Джейкоб наконец-то расстегнул узкий пиджак, ослабил тугой узел галстука.

      – Ты знаешь, Чарли… помнишь, так я называл тебя в детстве, когда мы вместе играли?.. Чарли, я так возненавидел тебя, что решил стать не просто равным тебе, я решил стать выше тебя.