Девушка и ночь. Гийом Мюссо

дело, и на сей раз серьезно.

      – Пятнадцать лет назад ты уже сломал на нем зубы, – заметил я.

      – Когда нашли деньги, все изменилось! Как по-твоему, что скрывается за эдакой кучей наличности? Лично у меня на этот вопрос есть три возможных ответа: наркоторговля, коррупция или крупный шантаж.

      Я потер глаза.

      – Прямо как в кино, Пьянелли.

      – По-твоему, дела Рокуэлл не существует?

      – Оно, скажем так, сводится к банальной истории девчонки, сбежавшей с парнем, в которого она была влюблена. – Он поморщился. – Да ты сам, художник, ни на секунду не веришь в эту версию. Хорошенько запомни, что я тебе скажу: история исчезновения Винки – это как клубок шерсти. В один прекрасный день кто-нибудь сумеет дернуть за нужный кончик – и размотает весь клубок.

      – И что же тогда обнаружится?

      – Что-нибудь похлеще всего, что можно было себе тогда представить.

      Я встал, желая закончить разговор.

      – Тебе бы романы писать. Могу помочь, если задумаешь подыскать себе издателя.

      Я взглянул на часы. Мне нужно было срочно найти Максима. Журналист, вдруг угомонившись, тоже встал и хлопнул меня по плечу.

      – До скорого, художник. Уверен, мы еще увидимся.

      Он сказал это тоном полицейского, собиравшегося отпустить меня восвояси после задержания. Я застегнул куртку и спустился на одну ступеньку. Задумался на мгновение-другое и обернулся. Пока я не совершил ни единого промаха. Главное – ему не надо было давать пищу для размышлений, но один вопрос так и вертелся у меня на языке. И я попытался задать его самым безразличным видом.

      – Значит, говоришь, в одной из старых раздевалок нашли деньги?

      – Ну да.

      – В какой именно?

      – В той, что канареечного цвета. Как дом Анри Матисса.

      – Винка жила не там. Ее комната находилась в синем корпусе – в доме Никола де Сталя.

      Пьянелли согласился:

      – Ты прав, я уже проверил. А у тебя чертовски хорошая память для человека, который давно все забыл.

      Он снова уставился на меня, сверкая глазами, как будто поймал меня в ловушку, но я выдержал его взгляд и даже перешел в наступление.

      – А на том шкафчике было написано чье-то имя?

      Он покачал головой.

      – Прошло уже столько лет – немудрено, что все стерлось.

      – И даже в архивах не сохранилось никаких записей, за кем были закреплены шкафчики для одежды в раздевалках?

      – В то время такими вопросами никто не заморачивался, – усмехнулся Пьянелли. – В начале учебного года ученики занимали любые шкафчики: кто успел, тот первый и занял.

      – А в этом конкретном случае какой был шкафчик?

      – Тебе-то это зачем знать?

      – Простое любопытство. Страсть всякого журналиста, сам знаешь.

      – Вместе со статьей я напечатал и фотографию. У меня нет ее при себе, но это был шкафчик А-1. Первое отделение вверху слева. Тебе это что-нибудь говорит?

      – Ровным счетом ничего. So long[38], Стефан!

      Я

38

Пока! (англ.)