Распыление. Дело о Бабе-Яге. Татьяна и Дмитрий Зимины

перегаром, глаза мужичка посоловели. Однако! Вовсе не водичку на рабочем месте употребляет начальник местного отделения АББА…

      – Привет вам от Товарища Седого, – мягко сказал Лумумба, когда лысый наконец свел глаза в кучу и перестал задыхаться. – Разрешите представиться: старший оперуполномоченный, майор Базиль М'бвеле. Это, – он кивнул через плечо, – мой стажер и напарник, Иван Спаситель. Наставник показал ему корочки.

      – Бэ-э-э… – лысый впал в ступор, поводя рыбьими глазами с меня на Лумумбу.

      – Вам должна была прийти телеграмма, – помог я из-за спины наставника.

      – Не было никакой телеграммы! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Никакой телеграммы в глаза не видел!

      Он замахал на нас руками, будто таким образом намеревался развеять наваждение.

      – Тем не менее мы здесь, и факта этого уже не отменить, – констатировал Лумумба, постучав костяшками пальцев по столешнице. Голос его зазвучал монотонно, в такт ударам. – Успокойтесь, мы не причиним вам вреда, – стук, стук… – Мы вам поможем… – стук – стук, – Всё будет хорошо… – стук – стук… Мы ваши друзья… Мы приехали, чтобы вам помочь…

      Лысый начал расслабляться. Плечи его чуть опустились, со щек отхлынула багровость, к глазам вернулась осмысленность. Наконец он достал платок и вытер им лицо. Трубно высморкался, скомкал тряпицу и вновь запихал в карман.

      – Извините, господа. Стресс. Я действительно не помню телеграммы.

      – Ничего. Мы вас прощаем, – великодушно кивнул учитель. Стучать он перестал.

      – Спасибо… Как, вы сказали, вас зовут?

      Лумумба повторил. У Лысого глаза вновь съехались к переносице.

      – Спаситель, – буркнул он. – Это шутки у вас такие?

      – Да какие уж тут шутки. – я пожал плечами. – Детдомовские мы. Были у нас, например, Ирка Евангелие, Ленка Псалтирь, Илюха Первосвященник, Мухаммед Богородица… Даже Мойша Святой Мученик.

      – Мой стажер воспитывался при Пастафарианском монастыре, – пояснил наставник. – Их макароннейшие преподобия принимали большое участие в спасении детей-беспризорников, оставшихся в живых после Распыления. Нарекали же сирот в силу своего иронического отношения к юдоли скорби, коей является наш мир.

      Лысый покорно кивнул. Наливая очередную порцию из графина – руки его уже не тряслись, – он с надеждой вопросил наставника:

      – Выпьем?

      – Благодарствую, – прикрыл глаза наставник. – Мы сыты.

      – А я выпью, – он быстро опрокинул стакан в пасть. – Если не возражаете…

      – Чего уж там, – милостиво разрешил учитель. – А теперь поведайте, милейший, что привело вас в столь пограничное состояние. И заодно представьтесь, окажите такую милость. А то как-то…

      – Шаробайко. Хрон Монадович, – грохнув стаканом о стол, Лысый вытянулся во фрунт. – Временно исполняющий обязанности начальника местного отделения.

      Кроме лысины, исполняющий обязанности был примечателен тем, что имел объемистый круглый живот