Две жизни. Часть 4. Конкордия Антарова

слово в пять часов. А вы, дорогие братья, вспомните, что многие из вас уже не раз провожали группы своих друзей в далёкий мир, не раз сознавали, что многие опередили вас в готовности к труду и действию, и всё же вы продолжаете лениво дремать в своём духовном сне. Пробудитесь, друзья! Лень и медлительность много хуже торопливости. Они подобны смерти, так как в них не дух растёт, освобождённый, самоотверженный, но личность, ищущая себе той или иной формы, того или иного оправдания, чтобы расти и закрепощать дух в желаниях и страстях.

      Идите, дети мои, и подумайте ещё раз, сколько вы упустили случаев встать в ряды самоотверженных работников творящего в мире Светлого Братства.

      Снова все братья стали выходить, отдавая поклон Раданде и нам. На этот раз трапезная опустела быстрее. Одни торопились, чтобы успеть к пяти часам закончить дела в Общине и собраться в дорогу, другие спешили, чтобы помочь уезжавшим, и только немногочисленные фигуры, унылые и понурые, не разделяли общего оживления и уходили равнодушно, точно ничего не замечали и не слышали.

      Когда все вышли, Раданда пригласил нас к себе. Но Иллофиллион ответил ему, что сам он отправится со мной по делам Франциска, Бронский и Игоро должны сейчас же пойти домой и записать всё то, что они видели утром, Лалии и Нине необходимо спешить с разборкой книг, Терезита не выполнила и трети своей дневной программы, и только Никито, Андреева и Герда могут пойти с ним в его чудесную библиотеку, где он сам даст каждому из них работу.

      Снова расставшись с друзьями, в сопровождении Бронского и Игоро мы пошли в наш дом за письмами Франциска. Пачка писем была довольно большая, объемистый пакет старцу Старанде лежал в самом низу её. Я стал сомневаться, чтобы мы могли обойти всех до пяти часов, когда – я был уверен в том – Иллофиллион должен был прийти в дом настоятеля. Но вопросов я не задал, завернул платок Франциска в салфетку, положил всё в сумку и стал ждать на крылечке Иллофиллиона. Снова только сейчас я вспомнил об Эте, но на этот раз уже беспокоился не о его судьбе, а скорее о настроении бедных келейников, которые, вероятно, попадали в положение вроде того, в каком очутился тогда я во дворе трапезной.

      Иллофиллион вскоре вышел и повёл меня по густой аллее, параллельной той, по которой мы въехали в Общину. Шли мы по ней довольно долго, она стала отклоняться вправо и привела нас к широким воротам и высокой ограде. Ворота были заперты. Иллофиллион ударил молотком по железной плите, вделанной в ворота. Через окошечко старческий голос спросил, кто это не вовремя идёт. Иллофиллион ответил ему что-то, чего я не расслышал, окошечко захлопнулось, и торопливые шаркающие шаги направились к калитке, которая тотчас и открылась.

      Монах, открывший нам дверь калитки, был очень стар. Лицо его, всё в морщинах, было беспокойно. Глаза, суетливые жесты и протестующие нотки в голосе – всё наводило меня на мысль, что перед нами строптивец.

      – Как это необыкновенно удачно, друг Старанда, что сегодня ты дежуришь у ворот. Именно тебя нам и надо.

      – Именно меня вам и