Врачебная ошибка. Мария Воронова

ал перемешивать, чтобы не пригорело.

      По кухне поплыл приятный аромат домашней пищи, но не вызвал ничего, кроме тоски и отвращения.

      Зиганшин разложил еду по тарелкам, крупно порезал изумрудный кривой огурец и сел за стол.

      Вкуса он не почувствовал, но это было уже дело привычное.

      – Жаль, ты не пьешь, – сказал Лев Абрамович, заметив, как мало убывает у Зиганшина на тарелке, – тяжело такое на сухую переносить.

      – Да ну ты что, Абрамыч!

      – Может, и Фриде полегче было бы.

      Зиганшин не ответил.

      Лев Абрамович тоже ел без аппетита.

      – Вообще ничего не поела? – спросил Зиганшин.

      – Совершенно ничего. Я говорю: Фрида, как ты думаешь поправляться, если ничего не ешь? Молчит. Если б знать, как заставить…

      – Да как? Я тоже через силу глотаю. Но я-то здоров.

      Зиганшин выбросил остатки еды, быстро помыл посуду и поднялся в спальню.

      Фрида лежала в постели, как показалось ему, в том же положении, в котором он ее оставил. Зиганшин прилег рядом и погладил ее по плечу, уже привычно расстроившись, какое оно стало тонкое и хрупкое. Фрида не ответила.

      – Надо есть, – сказал он тихо, – хоть немножко. Что тебе принести? Может, сладенькое что-нибудь?

      – Нет, спасибо.

      – А хочешь, закутаем тебя и в сад отнесем?

      – И там оставим, – буркнула Фрида.

      – Зачем ты так? Просто подышишь свежим воздухом, может, есть захочется, и уснешь получше.

      – Не хочу.

      – Фрида, но тебе сейчас надо делать всего две вещи: есть и спать. А ты не хочешь.

      – Не хочу.

      – Может, что-нибудь особенное? Селедки там или абрикосов?

      – Ничего не нужно.

      – Фрида, подумай. О! – Зиганшин вспомнил о разговоре с Львом Абрамовичем. – Давай вина тебе налью.

      – Отвяжись от меня, Слава.

      Она лежала спиной к нему, уткнувшись лицом в подушку, и приходилось напрягаться, чтобы понять, что она говорит.

      Зиганшин лег под одеяло и обнял жену. Сквозь ткань ночной рубашки нащупал грубый шов на животе – смерть ударила своей когтистой лапой и навсегда оставила глубокий след.

      – Скажи, что ты хочешь, все, что угодно, – прошептал он, – лишь бы только тебе стало полегче.

      Она впервые повернулась к нему лицом:

      – Слава, есть одно, что мне действительно хочется.

      – Говори.

      – Не тормоши меня, пожалуйста. Дай мне побыть самой с собой, хорошо?

      Он нахмурился:

      – Это неправильно, Фрида. Но если ты так хочешь, то хорошо.

      Она снова легла лицом в подушку, по пути сбросив его руку.

      Зиганшин лежал молча и пытался составить картинку из трещинок на потолке. Сколько можно еще ждать, прежде чем кормить ее насильно? Может, надо ставить капельницу с питательным раствором или показать психотерапевту, чтобы прописал какие-нибудь таблетки от депрессии? Давно, наверное, пора действовать, а он сидит…

      – Ты сам-то как держишься? – вдруг спросила Фрида и взяла его за руку. Зиганшин осторожно сжал ее ладонь.

      Как он держится? Он этого не знал. Негодование и отчаяние, наверное, разъедали его душу, но Зиганшин не давал им воли. Они у него были как пьяные хулиганы, надежно запертые в камере. Слышно на весь отдел, и даже можно заметить, как железная дверь сотрясается под их ударами, но ясно, что вреда они никому не причинят, и работа идет своим чередом.

      – Я нормально, Фрида, – сказал Мстислав и поцеловал ей руку, – нормально.

      После несчастья бессонница стала его верной спутницей, не подвела и сегодня. Он посчитал овец, пробовал дышать в такт со спящей Фридой, но все было бесполезно. Зиганшин покосился на тумбочку возле изголовья жены, увидел в холодном лунном свете контуры пузырька со снотворным и быстро сел. Искушение взять таблетку оказалось таким сильным, что он вышел из спальни, тихонько притворив за собой дверь. Сейчас он единственный остался на ногах после удара и не имеет права одурманивать себя. Никак нельзя этого делать.

      Зиганшин спустился вниз. Дом спал, но он знал, куда ступать, чтобы половицы не скрипели.

      Оказавшись в кухне, он выпил стакан воды и осторожно открыл форточку, вдохнул сырого осеннего воздуха и увидел, как на лес опускается пелена тумана. В окне был виден нижний край луны; огромная, близкая, она сияла белым беспощадным светом.

      «Неудивительно, что я никак не усну», – вздохнул Зиганшин и резко задернул занавеску, но свет все равно проникал в кухню.

      Он включил бра над столом и поискал глазами Найду. Собака спала на диване в гостиной, своем законном месте. Женившись, Зиганшин хотел отучить ее, но Фрида сказала, что не надо. Почувствовав взгляд хозяина, собака тяжело поднялась, подошла к хозяину и со вздохом положила голову ему на колени. Зиганшин погладил ее и подумал, не вывести ли на улицу, но стук входной