Мост через реку Квай. Пьер Буль

от его упрямства. Я не трогал вас и ваших больных, доктор. Я был так добр, что освободил их от работы. Но если он будет упорствовать, я сочту свое освобождение нарушением дисциплины.

      Этой угрозой Сайто завершил аудиенцию, и Клиптона отвели к узнику. Врач не мог не ужаснуться жутким условиям, в которых находился его командир. Обеспокоило его и физическое состояние полковника: он исхудал, ослаб, был на грани истощения. Голос Николсона был едва слышен и казался эхом того властного баритона, который еще звучал в ушах доктора. Но, как оказалось, внешнее не повлияло на внутреннее. Настрой полковника Николсона не претерпел никаких перемен. Он повторял все то же самое, только глухим слабым голосом. Клиптон надеялся, что сумеет убедить его сдаться, но, увидев и услышав, понял, что рассчитывать ему не на что. Он скоро исчерпал заготовленные доводы и замолчал. Полковник даже не возражал ему, он просто прошелестел:

      – Сообщите всем, что волю мою не сломить. Ни при каких обстоятельствах я не потерплю, чтобы офицеры моего полка стали чернорабочими.

      Клиптон ушел от полковника, раздираемый противоречивыми чувствами. Он и восхищался им и приходил в отчаяние. Он не знал, герой перед ним или опасный тупой идиот. Он не видел другого выхода, как только молиться Господу Богу, чтобы Он как можно скорее забрал, окружив ореолом мученичества, опасного сумасшедшего, который своим упорством навлечет на лагерь на реке Квай катастрофу.

      Угрозы начальника лагеря не были пустым сотрясением воздуха. Бесчеловечное отношение уже распространилось на всех других офицеров. Не щадили охранники и солдат, осыпая их бранью и побоями. Уходя от полковника, Клиптон не мог не думать, что ожидает его несчастных больных.

      Сайто, как видно, ждал его. Он встретил его чуть ли не у карцера и спросил:

      – Ну что?

      Глаза у него были тоскливые. Он был трезв и казался подавленным. Клиптон сообразил, что полковник своим упорством подрывает авторитет начальника лагеря, и решил действовать тоже напористо.

      – Что? Полковник Николсон никогда не уступит грубой силе. Его офицеры тоже. Увидев, как с ним обращаются, я могу только поддержать его.

      Он заявил, что примененные к узникам меры наказания недопустимы не только с медицинской точки зрения, но и с точки зрения международного права. Он даже сказал, что подобная жестокость ничем не отличается от убийства.

      Клиптон ждал, что Сайто набросится на него с кулаками, но тот только взглянул на него, пробурчал, что все это вина полковника, и быстро ушел. Доктору вдруг показалось, что японец, в общем-то, не злой человек, а его жестокость объясняется страхом, а страхи у него разные: с одной стороны, он боится начальства, перед которым отвечает за строительство моста, с другой – подчиненных. Он не хочет «ударить перед ними лицом в грязь», показать, что не может заставить пленных слушаться.

      Клиптону с присущей ему склонностью к обобщениям вдруг подумалось, что именно страх как перед вышестоящими, так и перед нижестоящими – главная