Военный госпиталь в блокадном Ленинграде. Федор Грачев

покоя. Лежала в кармане гимнастерки Прошина.

      Петр Матвеевич пробежал глазами записку и спросил:

      – Кто этот капитан Самойлов?

      – Не знаю. Надо полагать – Командир батальона. Как вы считаете, можно надеяться?

      – Относительно ноги Прошина я не беспокоюсь, – ответил Муратов. – А что касается зрения, то с окулистом надо посоветоваться. Подождем с ответом…

      – Хорошо. Приложите записку к истории болезни.

      В записке было сказано:

      «Начальнику госпиталя.

      Просим спасти лейтенанта Николая Прошина. Он гордость нашей части.

      Капитан Самойлов».

      – Надо обязательно… – хотел сказать Луканин, но его прервали сирены госпиталя. Воздушная тревога! В который раз!

      После отбоя воздушной тревоги опять прибыли раненые. В приемный покой доставлены две женщины: Пелагея Петровна Григорьева и Устинья Сергеевна Игнатьева. Они швеи артели «Ленмехпром», в Гостином дворе, в который попало несколько бомб. В развалинах много пострадавших…

      Григорьеву и Игнатьеву поместили в соседний госпиталь. Там были женские палаты.

      Ленинградский «Донбасс»

      Двадцать восьмого сентября Луканин проводил партийное собрание. Кабинет комиссара находился рядом с кабинетом Ягунова. Это – небольшая комната с одним окном. Обстановка в ней напоминала каюту корабля – ничего лишнего. На письменном столе строгий деловой порядок. Порядок человека, знающего цену времени. Чернильный прибор, аккуратно отточенные карандаши. Календарь. Стопка газет и журналов. Тетради, блокноты. На стене – карта Ленинградской области, на карте флажками обозначено расположение наших войск и войск противника. Достаточно беглого взгляда, чтобы сделать вывод о тяжелом положении Ленинграда.

      Во время доклада Луканина о военной обстановке я обратил внимание на отсутствие начальника госпиталя. Оказалось, что Ягунов беспартийный.

      Свой доклад комиссар Луканин закончил совсем неожиданно:

      – Из всех многочисленных забот, товарищи, самая главная сейчас – раздобыть для нашей котельной уголь. Запаса хватит от силы на три-четыре дня. Но где достать топливо? Какие будут соображения на этот счет?

      Наступила пауза. Все невольно смотрели на Зыкова: что скажет начальник материального обеспечения? Он ведь главный добытчик.

      Иван Алексеевич сказал, что когда-то он работал на железной дороге и знает места, где скопились залежи угольной пыли. На Финляндской-Товарной, в Новой Деревне и на Навалочной можно накопать немало угля.

      – Копать лопатами? – Галкин с сомнением покачал головой.

      – А разрешат? – спросил Луканин.

      – Думаю, что договорюсь, – ответил Зыков. – Но кто будет копать? Из отделений народ брать нельзя. Наступают холода, и нужно промазать триста пятьдесят три оконные рамы, утеплить двери. Люди к тому же измотаны приемом раненых, переноской их во время воздушных тревог. Трудно, Федор Георгиевич!

      – Кто будет копать уголь? – переспросил Луканин. И сразу же ответил: – Коммунисты! Нас двадцать девять человек плюс комсомольцы.