В пекле огненной дуги. Виталий Мальков

Джасур-ака, пока порадовать нечем. – Нарожный помрачнел. – Прёт немчура… Сейчас фашисты со всей силы штурмуют Киев. Тяжело там… К Москве тоже рвутся… Так что, сам понимаешь…

      – Ох, беда-беда. – Старик покачал головой и тяжело вздохнул. – Как думаешь, выстоит СССР? – Он смотрел прямо в глаза политруку.

      – Да ты что, Джасур-ака! Ты даже не смей в этом сомневаться! – Нарожный вскочил и нервно заходил туда-сюда вдоль стола. – Выстоит. Это я тебе говорю! Мы ещё по Берлину пройдём, как наши предки. Да, сейчас пока ещё враг очень силён, и нашей Красной армии тяжело. Да, пока она отступает. Пока… Но… – Нарожный сделал ударение. – Наши бойцы героически сражаются за каждую пять родной советской земли, и фашисты несут большие потери. А скоро мы погоним эту нечисть обратно, и в этом нет никакого сомнения. Ты меня понял, Джасур-ака?

      – Понял, товарищ Николай, конечно, понял. – Старик опустил взгляд. Видимо, у него всё же остались какие-то сомнения.

      О начале войны Семён узнал, когда находился в разъезде. Радист группы, выйдя на очередной сеанс связи с комендатурой, побледнел и, закончив запись, растерянно поднял перед собой мятую бумажку с закорючками стенограммы.

      – Товарищ командир, война началась, – едва слышно произнёс он.

      – Война? – Лейтенант Ларионов, возглавлявший группу, несколько секунд молчал, обдумывая услышанное, затем недоверчиво кивнул на бумажку. – С кем война?

      – Как с кем? – Радист растерялся ещё больше. – С немцами.

      – У нас же с ними пакт о ненападении. Ты не ошибся?

      – Никак нет! – Радист вытянулся чуть ли не по стойке смирно. – Разрешите зачитать?

      – Читай, – после паузы разрешил лейтенант.

      – Текст такой… – Голос радиста дрожал от волнения. – В 12 часов дня по радио передали выступление товарища Молотова. В нём сказано следующее. Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие. Всё.

      Радист опустил бумажку и испуганно смотрел на Ларионова. С минуту все молчали, осмысляя это страшное известие, поверить в реальность которого было трудно. В голове Семёна вихрем пронеслись самые разные мысли.

      «Как так?.. Неужели Гитлер рискнул напасть?.. Почему?.. А как же договор?.. Ну ничего, сейчас ему по соплям надают!.. Получит, сволочь, за своё вероломство!..»

      – Если претензий нет, то почему они напали? – спросил кто-то.

      – Может, это провокация какая-то? – предположил другой боец.

      – Значит так… – Ларионов сурово оглядел пограничников. – Если Молотов сказал, значит, действительно война. Но никакой паники не должно быть, имейте в виду. Я так думаю, что в ближайшее время Красная армия даст такой отпор обнаглевшим фашистам, что те будут драпать до самого Берлина. Всем ясно?

      – Так точно! – раздался дружный ответ, и