Зови меня Закатом. Анна Дмитриевна Пляка

Между рыцарями и Закатом угрем ввинтился Щука, улыбаясь во все зубы. – Наш он, троюродный брат мой из Зорек. Там у них с мужиками перебор, вот и подался к нам побатрачить годик!

      Щука болтал что-то еще, а Закат медленно, через силу разжимал невесть когда стиснутые кулаки. Только сейчас заметил, что мгновение назад взор застилала кровавая пелена. Вздохнул. Послушал пустопорожнюю болтовню, в которую превращался любой разговор с Щукой. Отвернулся, возвращаясь к работе. Поймал неодобрительный взгляд Листа, кивнул едва заметно – понял, мол, нарываться больше не буду.

      Но даже размеренно обстукивая колья, не мог перестать думать – а если бы убил сейчас, отличил бы потом крестьян от врагов?

      ***

      О случае с рыцарями ему не напоминали – ни Лист, хлопнувший вечером по плечу и поздравивший с первой законченной работой, ни Пай, тенью ходивший следом полдня, ни Щука, таки затянувший к себе обмыть новый забор. За очередной кружкой Закат спросил его сам:

      – Зачем ты соврал рыцарям?

      Щука отмахнулся.

      – А чего они лезли?

      Закат опустил глаза, покрутил в руках опустевшую кружку. Щука, неправильно поняв жест, кинулся подливать, одновременно поясняя:

      – Я ж говорил, этим светлым до всего дело есть. Не люблю я их. А ты мужик хороший, что я, смотреть буду, как они тебя мурыжат? Паршивый же из меня друг тогда!

      Закат поперхнулся брагой от неожиданного откровения, закашлялся. Щука перегнулся через стол, участливо постучал по спине. На миг глянул в глаза неожиданно серьезно.

      – А ты что думал? Люди в работе распознаются. Ты с нами второй день, а любой, кто рядом топором махал, про тебя рассказать может больше, чем пацан твой. Только не светлым же, ну!

      Закат фыркнул, но промолчал. Не объяснять же было довольному своей проницательностью Щуке, что «пацан» знает Заката несколько жизней, и то, кем он был раньше, разительно отличается от нынешнего батрака. Отличается настолько, что Закат сам пока не знал, кто и какой он, и тем более – может ли к нему применяться понятие «дружба», если он в принципе способен зарубить этих крестьян просто потому, что под горячую руку подвернулись.

      Но ведь не зарубил.

      Закат мотнул головой, хлебнул еще браги, позволяя веселой болтовне Щуки литься сквозь голову, незаметно вымывая тревожащие мысли.

      Жизнь стала удивительно сложной.

      А ведь он просто хотел перестать быть Темным Властелином.

      Домой Закат добрался заполночь, стянул засыпанную древесной стружкой одежду и рухнул на кровать пластом. Тело устало – и от непривычной работы, и от бражки, норовящей ударить в голову, но не могущей пробиться сквозь укрепленный после случая с рыцарями контроль. Закат неловко перевернулся, нащупал на шее оникс, днем спрятанный под рубахой. Сжал в ладони, снова, как и вчера, глядя невидящим взглядом в окно.

      Он едва не убил сегодня. Но это не было похоже на знакомую колею Темного Властелина, это было иное. Слишком уж сильная, слишком глубокая ярость захлестнула его в тот момент. Когда он в последний раз испытывал что-то подобное?..

      ***

      –