Зови меня Закатом. Анна Дмитриевна Пляка

не стал. Освобожденный от упряжи конь фыркнул, развернулся, сунув морду в телегу, напоминая людям о том, что на привале нужно не только спать.

      – Ты умеешь охотиться? – если бы у них был лук или арбалет, Закат смог бы подстрелить дичь, но о силках знал лишь, что они существуют и ими в принципе можно поймать зайца на ужин. Увы, у шута отношения с охотой были не лучше:

      – Нет, господин. Но я припас немного хлеба и яблок. А еще кремень, веревку, нож… – Первое яблоко, извлеченное из полотняной торбы, тут же ухватил конь, раскусил, сочно хрупая. Пай отмахнулся от наглеца, спасая остальные продукты, Закат только хмыкнул, погладил Злодея по бархатистой шее, забрал сумку.

      – Давно готовился?

      Шут испуганно помотал головой. Будь на нем колпак с бубенцами – звенели бы на весь лес.

      – Что вы, господин, я вовсе не…

      – Молодец.

      Пай понурился. Конечно, он готовился. Шутка ли – десять лет жили без бед, дольше не бывало! Что-то должно было случиться, не рыцари, так какой-нибудь мальчишка, больной бабкой науськанный, напал бы со спины. Так всегда было, так должно было быть, и от того, что за эти годы господин не провел ни одного кровавого ритуала, не сжег ни одну деревню, ничего не менялось.

      Пай украдкой посматривал на него, уже распотрошившего котомку. Закат почувствовал взгляд, поднял голову, кинул шуту пару яблок, которые тот поймал на лету. Предупредил:

      – Не вздумай короновать меня во сне.

      – Что вы, я бы никогда… – слишком поспешно возмутился шут.

      – Не лги мне, Пай.

      Тот оскорбленно вздернул подбородок. Дожевав яблоко, Закат требовательно протянул руку.

      – Отдай корону.

      Пай опешил. На мгновение его лицо засияло улыбкой, затем сморщилось в гримасе обиды, когда он уловил ход мыслей своего господина. Все это было так явно и просто, что Закат рассмеялся.

      – Отдай. Все равно не удержишься, сделаешь глупость.

      Пай упрямо сидел на месте, не шевелясь, и пришлось самому разыскивать корону в телеге. В сумерках она казалась странным черным пятном, тьмой среди тьмы. Подхватив ненужный символ власти, Закат расстелил плащ на ковре иглицы у корней дерева и вытянулся на нем, подложив под голову изрядно отощавшую котомку.

      – Господин, мне больно смотреть, как вы сдаетесь, – в голосе Пая слышалось отчаяние.

      Закат удивленно обернулся к нему, переспросил:

      – Сдаюсь? – усмехнулся, изучая печальную физиономию шута. – О нет, Пай, я вовсе не сдаюсь. Мне всего лишь надоело умирать.

      – Разве это не значит сдаться? – не понял тот.

      – Нет. – Закат зевнул, прикрыв рот ладонью. Уже совсем стемнело и тело явно напоминало, что смерть не заменяет сон. – Я объясню тебе завтра. А пока поверь своему господину. Я не сдаюсь. Но и Темным Властелином быть больше не намерен.

      ***

      – Твое последнее слово?

      – Тебе не победить, Темный!

      Смех. Низкий, вибрирующий, от которого верные слуги бледнеют и отворачиваются. Но