Синий лабиринт. Линкольн Чайлд

любой негативной информации о нем. Д’Агоста мысленно нарисовал себе портрет этого хранителя: твидовый пиджак, усыпанный крошками недокуренного табака, докрасна прошкрябанный бритвой подбородок, дрожащий от беспокойства.

      – Не беспокойтесь, – сказал д’Агоста. – Я не назову вашего имени.

      Сандовал подумал еще немного и двинулся по коридору, пригласив за собой д’Агосту.

      – Насколько я понимаю, вы с Марсалой работали в тесном сотрудничестве, – начал д’Агоста.

      – Не теснее других. – Сандовал все еще нервничал.

      – Его не очень любили?

      Сандовал пожал плечами:

      – Не хочу говорить плохо о покойнике.

      Д’Агоста вытащил записную книжку:

      – И все же скажите мне, если не возражаете.

      Сандовал высморкался.

      – Он был… из тех ребят, с которыми трудно иметь дело. Постоянно был на взводе.

      – Почему же так?

      – Думаю, про него можно сказать, что он несостоявшийся ученый.

      Они прошли мимо чего-то похожего на дверь в гигантский холодильник.

      – Продолжайте.

      – Он учился в колледже, но не смог сдать экзамены по органической химии, а без этого докторская степень по биологии вам не светит. После колледжа он пришел сюда лаборантом. Здорово умел работать с костями. Но без степени это был его карьерный потолок. И в этом вся загвоздка. Ему не нравилось, что научные сотрудники отдают ему приказы, все должны были перед ним лебезить. Даже я, а ведь я был для Виктора почти другом, если с ним вообще можно было дружить.

      Сандовал прошел в дверь слева, и они оказались в комнате, наполненной громадными металлическими чанами. Наверху несколько громадных вентиляторов деловито выводили воздух из помещения, но это мало помогало: запах был даже сильнее, чем в коридоре.

      – Здесь происходит мацерация, – пояснил Сандовал.

      – Что происходит?

      – Мацерация. – Сандовал снова высморкался. – Понимаете, одна из главных задач отдела – добывание тел и сведение их к костному остову.

      – Тел? Это что, трупов?

      Сандовал ухмыльнулся:

      – В прежние времена и так бывало. Ну, вы понимаете: добровольные пожертвования для медицинской науки. Но теперь только животные. Более крупные экземпляры помещаются в эти мацерационные чаны. Они наполнены теплой водой. Не стерильной. Оставляете экземпляр в таком чане на достаточно длительное время, он постепенно разжижается, и, когда вы снимаете крышку, у вас остаются одни кости. – Сандовал показал на ближайший чан с жидкостью. – Сейчас там происходит мацерация тела гориллы.

      В этот момент какой-то человек вкатил в помещение тележку с тушкой обезьяны.

      – А это, – сказал Сандовал, – японский макак из зоосада в Центральном парке. У нас с ними договор: все их мертвые животные попадают к нам.

      У д’Агосты подкатил ком к горлу. Запах здесь стоял невыносимый, и острые жареные итальянские сосиски, которыми он позавтракал,