Феноменология зла и метафизика свободы. Григорий Львович Тульчинский

а без этого какое счастье?! Такое состояние души П. Я. Чаадаев рассматривал как «безумие самодовольства и равнодушие, вдвое безумнее ко всему окружающему»[67]. «Насыщение гордости», довольство внешним успехом, погоня за славой и удачей заводит в нравственный тупик – обстоятельство, многократно описанное и осмысленное великой русской литературой XIX столетия: в творчестве М. Ю. Ломоносова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого и других.

      Гордыня веры в «справедливость бытия», доминирование ориентации на внешнее признание приводит к тому, что достижение успеха становится самоцелью, оправдывающей любой путь к нему. Для такой личности нравственно только то, что привело или может привести ее к успеху. И не важно, чем будет объясняться и оправдываться этот успех, в каких терминах он будет выражаться – прибыль, план, пролетарская революция… По отношению к окружающим это все равно будет нравственностью самозванца.

      Особенно нравственно и даже политически опасна такая ориентация в сочетании с невежеством и бескультурьем, необразованностью и бездарностью, грубо видящей мир в черно-белых цветах «своих – не своих». Все благо – «мы» и наоборот, все, что мое – благо, а все, что не мое – зло, а все «не мы» – враги, нелюди, выпадающие из поля нравственности и нравственного отношения к ним, не достойные. «Охоты на ведьм» во все века и во всех разновидностях, поиски «врагов народа» и расправы с ними, призывы к борьбе с кознями «инородцев», «масонов», «подозрительных» – все это темы одной и той же великой и трагической оперы невежественной гордыни самозванства.

      Ну а стыд? Стыд – не просто нравственная категория. Или рассуждение типа соловьевских: «Я стыжусь, следовательно, существую», или «Спокойная совесть – изобретение дьявола». Стыд или, как пишет А. Володин, «стыды» – прежде всего – живые переживания: «не выдуманные, настоящие… А как с этим жить по утрам?»[68]. И ведь самое главное – стыдно быть несчастливым.

      «На фронте была далеко идущая мечта: если бы мне разрешили – потом, потом, когда кончится война, пускай не жить, к чему такая крайность, но просто оказаться там, просто увидеть, что будет потом, когда совсем, совсем!..

      И мне разрешили. Не просто посмотреть, но купаться, кататься, обижаться и не обижаться, опускаться и не опускаться, напиваться и не напиваться и еще тысячу всего только на эту рифму и еще сто тысяч на другие. Стыдно быть несчастливым.

      А женщины, самые, казалось бы, несовершенные, иногда говорят такие слова… И так смешно шутят, и так проницательно думают о нас, чтобы нам было лучше, чтобы нам было сладко с последней из всех, как с первой из всех. И то и дело это им удается… А если не удастся, они страдают молча. А если говорят – иногда говорят такие слова… Стыдно быть несчастливым.

      А есть коровы. Только и знают, что жуют свою жвачку. Ничего не делают своими руками. Не смогли бы даже, если бы захотели. Пустяковый подарок теленку и то не в силах, не говоря уже о работе ума! Что-нибудь сосчитать,

67

Там же.

68

Володин А. Одноместный трамвай. С. 38.