Свет мой. Том 2. Аркадий Алексеевич Кузьмин

и взбодрилась потому, что им предстояло вскорости, она подумала, пройти деревню Медведево, в которой она, вероятно, сможет получить, расспросив кого-нибудь, какую-нибудь весть о сыне, – она теперь думала о нем больше и первее, чем о муже своем. Может, они как раз следуют за ним – где-нибудь сойдутся-скрестятся их пути, надеялась она.

      Ей уж рисовалось зримо то, как они в Медведево входили, под деревьевые своды, и как высыпали к ним из полузаколоченных из навстревоженные бабы, старики; набожно те крестились, ближе подходя, чтоб узнать:

      – Откель вы, горемычные? Чьи ж вы будете?

      – Мы – ромашинские.

      – Из Ромашино?! Ей-ей! Значит, наша очередь теперь за вами: тоже заоблавят, заскребут и нас…

      –Они всех повыгоняют. Приготовьтесь в этому заранее.

      – Двумя днями раньше тоже гнали – дальних…

      – А вчера не погоняли мальцев наших?

      – Родненькие, видели мы, чай: провели мальчонков, мужичков. Это – ваши, стало быть?

      – Слышишь, Полюшка?..

      – Чувствую…

      – Мужчинки, те будто б сторонились ребятишек – как бы они, недоросли, не были для них обузой.

      – Верно, схоже. Мужички-то – сами себе отставные – больно берегут себя. А куда же их погнали, вы не знаете? Мы ведь матери ихние..

      – Нет, простите, милые; не сказал никто, сердешные.

      «Да, не зря я думаю, что он там, кругом один, без товарищей…» – почти вслух проговорила себе Анна.

      И опять усилился в ее ушах вой ветряной. Он усилился вместе с напряженным гулом телеграфных проводов – они, выселенцы, только что миновали знакомо полосатый перекрещенный столб и шлагбаум переезда с темно-зелеными снегозащитными елями и коричневатой железнодорожной будкой. Все было тут порушено, повержено.

      И опять, Анну озадачили Саша и Антон своим загадочным полунамеком – переговором на ходу. Что такое они скрывали от нее наверняка?

      Вот они-то, вопреки всему, было видно, не кручинились от этой участи своей, а по-веселому старались только умно экономить силушки. Так, на спуске они снова подсадили Верочку на санки, взяв ее от Анны и отстороня Наташу, сами встали на полозья и поскольку все спускались почти бегом, не удерживаясь на наклоне, – так и съехали на санках своим ходом вниз. Чем очень довольны были: потешались оттого, что придумана будто бы игра.

      Но Антон, разом посерьезнев перед новым – большим – спуском, опять начал:

      – Саш, а то, что здесь… ты не забыл, надеюсь?

      Саша, память напрягший, спросил:

      – Подскажи-ка мне, что?

      – Ты не помнишь разве?!

      – Ни-и, нипочем.

      – Ах, постой; я спутал, извини: в этот раз, это ведь, мы были без тебя… Да, извини меня…

      – А кто был? Когда?

      – Ну, Валерка, Толька, я – втроем. На лошадке нашей. На Гнедой.

      – И что было? – пытал брат настойчиво. – Хоть намекни. Бляха медная…

      – То же самое, что началось уже везде. Разве тебе