Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков

газ. Вере было вроде бы не по себе и в тоже время забавно. Два голых мужика, толстый и тощий, плясали на ветру, прикрывая ладонями самое дорогое. И ругались, на чём свет стоит. Вдруг хлынул дождь. Холодный сентябрьский дождь. Стало ещё веселее. Женщины в машине хохотали до колик. Костя сделала круг и, возвращаясь в город, нарочно проехала совсем близко от опозоренных «любовничков», чтоб обдать их грязной водой из лужи. Вернувшись домой, подруги долго ещё смеялись, вспоминая подробности этого приключения. Джакузя обыскала добытые вещички и доложила Косте, что навар невелик. От Коли им достались старые часы советской марки и заначка в пятьсот рублей, а у его друга под подкладкой пиджака обнаружился список покупок для дома и тысяча долларов, зашитые в тряпочку. Костя торжественно огласила список. В нём значились кастрюльки, тетрадки, колготки, духи. Прямо по Высоцкому. «А мне чегой-то жёлтое в тарелке!», – выкрикнула Вера, и все три упали на кровать, рыдая от смеха. Потом стали разыгрывать в лицах Колю и Федю, вернувшихся домой без штанов и без денег, и их разъярённых жён. То, что из одежды годилось на продажу, Ванна потом выстирала, отгладила и пустила в дело. Где-то в глубине сознания у Веры мелькнуло, что, наверное, они поступили с мужичками жестоко. Она поделилась своим сомнением с подругами. На что Джакузя просто махнула рукой, а Костя назидательно произнесла:

      – Получили, что заслужили. Гады они ползучие, удавы. Все, без исключения. – У нас в детдоме был воспитатель. Молодой, а противный. Изо рта воняет, рожа в гнойниках. У него дисциплина была лучшая в системе. Он за это кучу грамот получил. Они у него в отдельной комнатке в рамочках висели, с золотым тиснением. Он в этой комнатке нарушителей дисциплины перевоспитывал. В местной газете о нём писали, корреспондентка приезжала, спрашивала, как он с хулиганьём справляется. Как? – засмеялась Костя. – Очень просто. Он мальчишек трахал. Разговаривал на уроке, получи палку в очко. Подрался на переменке – пять палок. Им в наказанье, а ему в кайф. Пидер был беспросветный, но и мальчишки сволочи. Те, что помладше, бывало, загонят в угол и в трусы лезут, за сиськи больно щиплются, а сами ржут. А старшие и того хуже. Придут ночью, из постели вытащат, рот зажмут, чтоб не кричала, отнесут на скотный двор и там, на соломе до утра в очередь дрючат, пока не посинеешь. Я бы их всех из пулемёта. Та-та-та-та-та!..

      – Одного надо оставить, – серьёзно вставила Джакузя. – На развод.

      – Зачем оставлять? – шутливо возражала Вера. – Загнать их всех в пробирки и дело с концом. Очень уж много от них неприятностей. Шебутной народ эти мужики, неспокойный. Все войны от них, все теракты, вся преступность. Нам без них куда как спокойней б жилось.

      Джакузя рассмеялась своим жемчужным смехом. Про «пробирки» ей очень понравилось. Женщины веселились почти до утра. Пили сладкую «Сангрию», ели сочные груши, кисленькие гранаты и любимую Верину ягоду фейхоа, по вкусу напоминающую клубнику, а ещё пели песни, болтали, что в ум придёт.

      Эта история скоро забылась. Следователь Севастьянова ушла с головой в работу. Но заметила за собой новую особенность.