История России в гендерном измерении. Современная зарубежная историография. О. В. Большакова

поведения, ставившие во главу угла скромность, были обязательны для женщин всех слоев. Это должно было поддерживать развитую систему чести, которая занимала центральное место в иерархии социальных ценностей Московии. Как показала Н. Коллманн на материалах главным образом судебных документов16, в оскорблении чести наиболее заметны гендерные, а не социальные различия. В частности, компенсация за поругание чести жены была в два раза больше, чем за оскорбление ее мужа, а незамужней дочери – в четыре раза больше, чем ее отца. Так что женская честь была вполне ощутимой ценностью, и ее потерю семья воспринимала очень серьезно (90, с. 366).

      Сберечь честь семьи и соблюдать ее интересы помогали концепции женской добродетели, которые составляли существенную часть гендерных норм. Важнейшим источником гендерных представлений о том, что есть женщина, являлась православная церковь. Однако оценить, до какой степени эти идеи нашли свое отражение в практике, насколько были приняты и усвоены населением Московской Руси, представляется достаточно сложным делом, и с уверенностью историки говорят лишь о том, что идеалы женственности в этот период строились вокруг семейной и домашней роли женщины. Учение православной церкви предлагало крайне противоречивый образ женщины. С одной стороны, она – «сосуд дьявольский», грешница, соблазнительница, искушение для мужчин, лживая и бессовестная, ненасытная и неукротимая; с другой – благочестивая, жертвенная мать и супруга, скромная и трудолюбивая, которая во всем подчиняется своему мужу (119, с. 18, 22; 42, c. 7). «Хорошая» женщина часто ассоциировалась со святыми, что особенно подчеркивалось в отношении цариц, где связь была почти прямая (42, с. 9).

      В условиях традиционного общества, отмечают исследователи, и положительный, и отрицательный образы женщины работали на закрепление ее подчиненного положения в семье и социуме. С одной стороны, усиленный мужской контроль был необходим для обуздания женщины-искусительницы, сеятельницы раздоров и существа нечистого. С другой стороны, образы благочестивой добродетели, скромности, жертвенного служения семье и обездоленным побуждали саму женщину подчиняться мужской власти и интересам семьи (119, с. 18).

      Русская традиционная модель маскулинности также основывалась на двух китах христианства и патриархальности. Как пишет Н. Коллманн, идеалом мужественности представлялся святой аскет-отшельник, презирающий плотские удовольствия, и от земных мужчин ожидались соответствующие качества: скромность, смирение, любовь к ближнему, набожность, благонравие и трезвость. Целью жизни настоящего мужчины являлось спасение души. Черты, которые сегодня считаются типично мужскими (напористость, самоуверенность, отвага, физическая удаль, успешность), не только не ассоциировались в Московии с мужчинами, но и не пользовались, судя по религиозным источникам (и «Домострою»), особым уважением. Однако в рамках этой христианской парадигмы смирения и самоотречения сосуществовали

16

Kollmann N.Sh. By honor bound. State and society in early modern Russia. – Ithaca, 1999.