Где валяются поцелуи. Венеция. Ринат Валиуллин

меня нет долгов.

      – А как же твои читатели?

      – Я же с ними не живу.

      – Зато они с тобой периодически.

      – Что-то я не почувствовал.

      – Вот! И я замечаю, что ты становишься бесчувственным.

      – Это точно, когда я вижу тебя, нюхаю, трогаю, слышу, пробую, я все время думаю: зачем мне эти пять чувств, не будь шестого.

      – Ну как мне после такого работать? – отпустила она ручку двери и подошла к кровати, где я тут же скомкал ее в свои объятия.

      – Повышенная влажность белья?

      – Откуда в твоей лохматой башке столько женщины? – начала она ласково шерстить мои волосы.

      – От тебя.

      – Или от тех, с которыми ты спал.

      – Мне подумать страшно, с кем только я не спал.

      Лучана глянула на меня неодобрительно. Как всякий голый мужчина, я начал оправдываться:

      – Ты сама только что так сказала. А представь, со сколькими переспал Шекспир или Толстой? Спать с книгой считается изменой?

      – А как же. Так что дописывай, чтобы я тебе не изменяла с другими. Все, мое время вышло, а я еще нет, – выскользнула она из мужских сонных объятий и поспешила в коридор к зеркалу, которому обязательно должна была понравиться, чтобы выйти из дома с подходящей маской.

      – История любви? – поинтересовалась Фортуна.

      – Мужчина и женщина. О чем еще можно снимать в Италии.

      – А как они познакомились?

      «Будучи женщиной самодостаточной, я легко могла привлечь, соблазнить, влюбить, но влюбиться… Как это было неосмотрительно с моей стороны, как опрометчиво, как безумно, как сногсшибательно…» – пыталась она причесать эту непослушную мысль, нежась в утренних лучах мужских поцелуев.

      – Никогда не спала с первым встречным, сказала она мне, лежа на кровати и наблюдая, как я натягивал джинсы.

      – Ну и как? – застегнул ширинку.

      – Что-то в этом есть.

      – В этом – это во мне? – накинул рубашку на свое мускулистое тело.

      – И в тебе тоже.

      – На самом деле, это я был в тебе, – посмотрел на нее с улыбкой.

      – Ну, и что там?

      – Честно тебе сказать или соврать? – нашел под кроватью свои сандалии.

      – Лучше соври, мне еще целый день работать сегодня.

      – Хорошо. Там было необычно, – снова сел на кровать, которая еще не остыла от ночи, и обул одну ногу.

      – Что значит необычно?

      – Хочется повторить, – влез ногой во вторую.

      – Спасибо! Из тебя вышел бы отличный любовник.

      – К счастью, из меня могу выйти только я, и то не самостоятельно, а когда выведут. Забыл, где у тебя выход. Ты не помнишь, как я к тебе вошел?

      – Через сердце, – стянула она с плеча простыню и оголила в знак доказательства левую грудь. – Выход там, – указала мне рукой на проем в стене.

      – Никак не могу привыкнуть к твоему окну. Ну пока, – поцеловал я ее на прощание в сосок. – И извини, что вошел так бесцеремонно.

      – К черту извинения, продолжай, ничего такого раньше не чувствовала.

      – Я тоже.

      – Позвони