Тики Ту. Алексей Владимирович Баев

профессор откинулся на спинку и завёл руки за голову. – Соловей, слышите? Нет, это удивительно – в центре Москвы до сих пор поют птицы… По всем прогнозам они должны были вымереть ещё в конце прошлого века.

      – Это ещё почему? – удивился Агафонов.

      – Экология, Мишенька, экология, – сладко потянулся Клюжев. – Вот мне лишь чуть больше шестидесяти, не курю, бегаю по утрам, а одышка временами, как у хронического астматика. Но мы-то, люди, привыкли выживать в экстремальных условиях, птички ж – создания Божьи. Если им плохо, они не то что петь не будут, жить не станут… А этот, слышите? Какие трели выводит! Прям, филармония.

      – Натурально, – весело согласился Агафонов.

      Потушив бычок о край лавочки, он кинул его в урну и снова раскрыл книгу. Клюжев молчал, наслаждался соловьиным пением и ласковым вечерним солнцем. Решив не тревожить профессора, Миша уже собрался взяться за чтение, но тут птаха смолкла. Фёдор Алексеевич словно очнулся. Поднялся с лавочки.

      – Ладно, хорошенького помаленьку. Пойдёмте ко мне, – позвал он и сам первым направился к ближайшему подъезду. – С утра лифт не работал. Если не починили, придётся на шестой этаж топать пешком. Не слишком затруднит?

      – Не слишком, – ответил Миша. – Я нынче на восьмом живу, а лифт только до одиннадцати. Представляете? Это у них называется заботой о тишине.

      – А вы, как я понимаю, частенько задерживаетесь дольше установленного времени? Завидую вам. Точнее, вашему возрасту, – засмеялся Клюжев. – Вы не представляете, Михал Михалыч, как мне порой не хватает этих ночных кутежей и весёлых компаний!

      Вошли в подъезд. Лифт починили, поэтому наматывать на ноги подъёмные метры лестничных маршей не пришлось.

      – Кстати, Миш, супругу мою зовут Татьяна Власовна. Она незнакомому человеку может показаться немножко… эээ… со странностями. Не акцентируйте внимания, хорошо? И ещё. Пожалуйста, в её присутствии не рассказывайте никаких скабрезных анекдотов и сальных историй, – попросил профессор. – А если представитесь интеллигентно – но, главное, без жеманства, а естественно, – расположите её к себе на всю оставшуюся жизнь.

      – Я вас понял, Фёдор Алексеевич, – успокоил профессора Агафонов.

      Двери разъехались в стороны.

      – Буду несказанно вам обязан, – кивнул Клюжев, пропустив Мишу вперёд.

      Секунд десять после звонка жизни за дверью не ощущалось. Но вот откуда-то издали послышался цокот каблучков. Наконец, щёлкнула задвижка, створка распахнулась и на пороге выросла стройная фигура. Да, женщина внешне приятная, хоть и старая. Нет, не очень. Скажем, пожилая. В отличие от жизнерадостного колобка Фёдора Алексеевича, Татьяна Власовна выглядела зимней берёзой – такая же тонкая, высокая и вся какая-то монохромная в своём чёрно-белом «шахматном» платье.

      Впрочем, скажем справедливости ради, Агафонов и сам недолюбливал полутона.

      – Вот, Танечка, познакомься. Мой коллега из смежного ведомства. Михаил Михайлович. Прошу любить и жаловать, – представил Мишу профессор.

      – Очень, приятно, –