Фомо. Дмитрий Павлюк

вырезал из вселенной ненужные ему звуки и оставил лишь те, что ему хотелось. Вокруг шелестели листья, проносились редкие, черные на фоне неба птицы, насекомые метались у фонарных лучей, но все, что я слышал – это собственные шаги.

      Ступни поочередно касаются земли, придавив зелень, раскрошив сухие мелкие ветви в труху. Только шаги. Как по снегу в зимний снегопад, когда тишина неописуема. Но сейчас зеленела трава, снег и не думал падать, небо было звездным, однако звуки тонули. Как в комнате, обитой коврами.

      Я шагал через сад к лесу. Оставаться в том доме я больше не мог. Где-то за небольшим, как мне казалось, парком сверкали огни, пробивающие листву насквозь, мощные столбы света, направленные прямиком в темное ночное небо.

      Было уже прохладно, свежо и сыро. Дневная жара плавно переплавилась в вечернюю прохладу. Я бродил уже с четверть часа. Прямо надо мной как вечный спутник заботливо нависла белая медведица. Из всех созвездий я знал лишь ее и безошибочно мог найти в любой части света. Сейчас она казалась мне почти родной – она только и была со мной всю жизнь, она – мой вечный спутник.

      Я облокотился на длинную сосну и оглянулся. В доме по-прежнему горело лишь одно окно: свет непропорциональным квадратом падал на бугрившуюся в саду землю. Внутри как будто никого не было – ни одного движения, ни одной тени не проскользнуло мимо окна. Я зашагал дальше.

      Огни за деревьями, казалось, становились ярче и разнообразнее. Они вдруг приобрели определенные цвета и стали переливаться, переходя из одного в другое. Да еще и какой-то зловещий зеленоватый туман вдруг стал подниматься, вытекать из леса, сквозь деревья, наружу, на поляну.

      Ноги сами несли меня меж высоких стволов к свету, как мотылька несут крылья. Один раз я наблюдал за мотыльком, который то появлялся, освещенный лампой, то снова исчезал, как только свет переставал падать на него, и я подумал вот о чем: мотылька не существует без света. Вся его жизнь – это вовсе не нахождение в лучах света. Вся его жизнь – это пусть к свету. Восточные настроения понемногу меня оставляли.

      Точно так и я шел через лес, все глубже в туман, и постепенно стали проявляться какие-то звуки вроде гудения, скрежета металла, даже треск огня. Но больше всех было монотонное ритмичное гудение, все нарастающее. Все это очень походило на какие-то звуковые волны. По крайней мере, напоминало именно это. Звук то становился громче, то стихал, то снова громче, и снова, и снова. Иногда он ускорялся и гудение нарастало, а перепады громкости становились чаще, но затем снова спадал, как… как у машины, которая никак не хочет завестись.

      Становилось темнее, а туман сгущался, заволакивая пространство. Вокруг все было в белой пленке, из которой попеременно то справа, то слева выскакивали и проносились мимо черные стволы деревьев.

      Интерес во мне возрастал, и я прибавил шаг. Чем дальше заходил я в туман, тем неровнее становилась земля под ногами, а пробираться сквозь лес было еще труднее. Приходилось раздумывать куда поставить ногу, чтобы не упасть, и вскоре я вовсе делал шаг и останавливался,