Иное (Откровение эзотериста). Сергей Георгиевич Михайлов

мой мир, и я в нём не одинок. В нём я обрёл самого себя.

      Разве этого недостаточно?

      Более чем.

      Сон

      – Долго ещё?

      Бронзовый бедуин, облачённый в белоснежные одежды и гордо возвышающийся над медленно плывущим верблюдом, не ответил. Четверо путников – один араб и трое англичан – пересекали пустыню Сахару древним способом – на верблюдах. Солнце жгло и палило, стараясь превратить людей в живые факелы.

      – Чёртов мавр! – проворчал Чарльз Редлинг, тучный англичанин с золотыми очками на потном багровом носу. – Молчит, словно сфинкс.

      – К вечеру будем у цели, – на чистейшем английском отозвался бедуин, не оборачиваясь. Впрочем, он мог бы ответить на столь же чистом французском, немецком или хинди. Он был профессиональным проводником, пересекающим пустыню то ли в тридцатый, то ли в двести тридцатый раз. Обычно он водил туристов через эти мёртвые пески, но трое англичан не были туристам. Они назвались научной экспедицией, и вместо того, чтобы воспользоваться традиционным самолётом, почему-то выбрали этот архаичный способ передвижения по пустыне. Но бедуину было всё равно, кто они – лишь бы платили щедро. А сэр Чарльз Редлинг – начальник экспедиции – похоже, скупостью не страдал.

      Процессия цепочкой тянулась по раскалённым пескам: впереди – безмолвный, словно изваяние, бедуин, за ним – сэр Чарльз, вечно брюзжащий и недовольный всем и вся, далее – два его помощника-ассистента. Оба были молоды, оба в душе кляли шефа за самодурство, толкнувшее его на безумный переход через Сахару на верблюдах.

      К вечеру обещал показаться оазис. По словам проводника-бедуина, там их ждали отдых, вода и ночлег.

      Через каждые пятьсот метров сэр Чарльз неуклюже скатывался с верблюжьего горба в горячий песок, делал какие-то замеры, брал пробы песка и воздуха – но чаще заставлял делать подобные процедуры своих ассистентов, которые нехотя подчинялись.

      Воздух был настолько сух и горяч, что готов был самовоспламениться, а от песка шёл такой нестерпимый жар, что вода во флягах, казалось, вот-вот закипит. Ветра не было совсем, видимость была великолепная. И ни облачка.

      В три часа пополудни следовавший третьим в кавалькаде молодой человек по имени Ганс Маркус, взглянув случайно вверх, вдруг побледнел и с тревогой произнёс:

      – Господин Редлинг! Небо… падает!..

      Сэр Чарльз, не прекращавший брюзжания ни на минуту, ворчливо и назидательно, уткнувшись багровым, в крупных капельках едкого пота, носом в какие-то расчёты, провозгласил:

      – Небо, Маркус, упасть не может, ибо оно суть лишь кажущийся свод, а на деле – атмосфера толщиной в десятки миль, то есть воздух. А воздух, как тебе известно, не падает. Это галлюцинации, Маркус. От жары. Хлебни из фляги, поможет. Мне тоже поначалу всякая чертовщина мерещилась, а потом привык – и ничего; мираж, одним словом. Пройдёт.

      А небо действительно приближалось…

      Полчаса спустя забеспокоился второй помощник Чарльза Редлинга, Виктор Зак.

      – Неужели и у меня началось? – прошептал он, с тревогой