Часы остановившие время. Линда Сергеевна Тинт

рост прохаживаясь по залу. – Люди… – лицо господина обрело снисходительное выражение, – озабочены временными ценностями власти, денег и престижа, – господин протянул длинную, как трость, руку, прикоснувшись к драгоценной люстре, висящей под потолком и переливающейся всеми оттенками живых цветов. – Эти ценности оказываются ничем, когда человек остается один на один с другим человеком. Бессмысленны они и в истории. Бессмертие приносит только то, что является настоящим… Ты можешь написать что-то действительно настоящее… То, что нужно мне, – улыбнулся снова своей безжизненной улыбкой господин.

      – Ты напишешь рассказ о том, что находится в недрах загробной жизни, которую так усиленно отвергаете вы все – глупые люди… – снова затараторил он, и его резко почернели, снова напомнив карлика.

      – Зачем тебе все это? – с тех пор, как Джулиан узнала призрака из детства, она стала обращаться к нему на «ты» – и не могла иначе, как со старым, давно забытым знакомым.

      – Я хочу дать человечеству причину не уничтожать себя, – ответил господин, и в его зрачках снова зажегся свет факелов. – Дать им то, с помощью чего вы научитесь свергать своих небожителей… научитесь добиваться своей свободы, избавляться от навязанного детерминизма.

      – Когда вы ждете роман? – спросила Джулиан, оглядываясь на дверь. – Мне нужно взять что-нибудь в дорогу?

      – Скоро, – заверил призрак и поднялся, огонь в факелах загорелся еще ярче, освещая вход в туннель, ведущий из зала. – Кажется, у тебя мелькала идея выброситься из окна гостиничного номера? Отравиться снотворным? Также ты помышляла и о том, чтобы прыгнуть с Дворцового моста прямиком в горячую Неву?

      – Кажется, я еще не публиковала черновики.

      – Любое записанное слово, – печально произнес призрак, – перестает принадлежать тебе.

      Джулиан показалось, что призрак смотрит на нее так, как доктор – на безнадежно больного пациента, который еще не знает о своем смертельном диагнозе. Она себя и чувствовала больной – оказывается, все то время, что она жила в Москве и Питере, училась, сочиняла пьесы про каких-то лживых, игрушечных людей, было потерянным, ненастоящим, с течением времени распадающимся на части, как плохая бумага.

      – В дорогу ничего не понадобится, – сказал господин и взмахнул тростью.

      Гостиница, ресторан, новые пьесы, окна, Нева – всё осталось за спиной Джулиан, отправившейся в путь.

      Часть 2

      Часы остановившие время

      Поэт в тюрьме, больной, небритый, изможденный,

      Топча ногой листки поэмы нерожденной,

      Следит в отчаянье, как в бездну, вся дрожа,

      По страшной лестнице скользит его душа.

      Кругом дразнящие, хохочущие лица,

      В сознанье дикое, нелепое роится,

      Сверлит Сомненье мозг, и беспричинный Страх,

      Уродлив, многолик, его гнетет впотьмах.

      И этот запертый в дыре тлетворной гений,

      Среди кружащихся, глумящихся видений,