Приключения Оливера Твиста. Чарльз Диккенс

он хочет быть трубочистом, не так ли? – спросил старый джентльмен.

      – Если бы мы вздумали завтра обучать его какому-нибудь другому ремеслу, он тотчас же сбежал бы, ваша честь, – отвечал Бамбл.

      – А этот человек, будущий его хозяин… вы, сэр… вы будете хорошо обращаться с ним… кормить его… и тому подобное, не правда ли, сэр? – сказал старый джентльмен.

      – Раз я говорю, что буду, значит, буду, – угрюмо ответил мистер Гэмфилд.

      – Речь у вас грубоватая, друг мой, но вы производите впечатление честного, прямодушного человека, – сказал старый джентльмен, обратив свои очки в сторону кандидата на премию за Оливера.

      Мерзкая физиономия этого кандидата была поистине отмечена клеймом, удостоверявшим его жестокость. Но судья был подслеповат, впал в детство, и потому вряд ли можно было ожидать, чтобы он подметил то, что подмечали другие.

      – Надеюсь, что так, сэр, – сказал мистер Гэмфилд с отвратительной усмешкой.

      – Я в этом не сомневаюсь, друг мой, – отозвался старый джентльмен, прочнее водрузив очки на нос и озираясь в поисках чернильницы.

      Это был решающий момент в жизни Оливера. Если бы чернильница находилась там, где предполагал ее найти старый джентльмен, он обмакнул бы в нее перо, подписал бумагу – и Оливер был бы немедленно уведен. Но так как она стояла под самым его носом, он, разумеется, осмотрев всю конторку, не нашел ее, и, когда, продолжая поиски, случайно посмотрел прямо перед собой, взгляд его упал на бледное, испуганное лицо Оливера Твиста, который, не обращая внимания на предостерегающие взоры и щипки Бамбла, глядел на отвратительную физиономию своего будущего хозяина со страхом и ужасом, столь нескрываемым, что этого не мог не заметить даже подслеповатый судья. Старый джентльмен помедлил, положил перо и перевел взгляд с Оливера на мистера Лимкинса, который взял понюшку табаку, стараясь принять беззаботный и независимый вид.

      – Мальчик! – сказал старый джентльмен, перегнувшись через конторку.

      Оливер вздрогнул при этих словах. Ему можно простить это, потому что голос звучал ласково, а незнакомые звуки пугают людей. Он задрожал всем телом и залился слезами.

      – Мальчик, – повторил старый джентльмен, – ты бледен и взволнован. В чем дело?

      – Отойдите от него, бидл… – сказал другой судья, отложив газету и с любопытством наклонившись вперед. – А теперь, мальчик, объясни нам, в чем дело. Не бойся.

      Оливер упал на колени и, сжав руки, стал умолять, чтобы его отослали обратно в темную комнату… морили голодом… избивали… убили, если это им угодно, но только не отправляли с этим страшным человеком.

      – Вот как! – сказал мистер Бамбл, весьма торжественно воздев руки и возведя очи горе́. – Вот как! Из всех лукавых и коварных сирот, каких я когда-либо видел, ты, Оливер, самый наглый из наглых.

      – Придержите язык, бидл, – сказал второй старый джентльмен, когда мистер Бамбл произнес этот сложный эпитет.

      – Прошу прощения, ваша честь, – сказал мистер Бамбл, не веря своим ушам. – Ваша