Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая. Мария Барыкова

этот момент стук копыт, неотвязно доносившийся до сознания Педро, смолк. Казалось, на какое-то мгновение остановилось само время. Все четверо понимали серьезность происходящего, и ни один не решался сделать первое движение. Педро понял, что время работает против него, потому что он здесь чужой, и, изобразив обманный рывок вправо, бросился влево. Маневр удался, потому что отреагировавший на правое движение левый противник в следующее мгновение, не успев переключиться, напоролся на нож Педро и на какое-то время вышел из игры. Однако двое других тоже не дремали, и если с одним из них Педро успел таки обменяться ударами, третий нанес удар без ответа.

      Теперь у Педро была не только рассечена левая рука, которой он прикрылся от толстяка, но и пропорот бок. Толстяк, правда, тоже держался за плечо, один только коротышка оставался пока еще совсем невредим. Педро пронзила боль и дикая злость на то, что все может кончиться так нелепо. Он издал пронзительный вопль отчаяния и, решив, что толстяк совсем размазня, с неистовой яростью набросился на коротышку.

      Толстяк действительно настолько растерялся от такого неистового отпора, что отпрянул в сторону, зажав рукой свою рану, и Педро, вцепившись мертвой хваткой в ненавистного коротышку, покатился с ним по пыльной улице. Глаза ему заливало потом и кровью. Уже ничего не видя и не слыша, Педро, словно дикая кошка, из последних сил работал руками и ногами, стараясь во что бы то ни стало стереть своего противника с лица земли. Он чувствовал то и дело, как адская боль пронзала его тело, но, не обращая на это внимания, все разил и разил коротышку короткими точными ударами, ожидая, что тот обмякнет и выпустит его из своих крепких стальных объятий…

* * *

      Первое, что ощутил Педро очнувшись, непривычно нежное касание тонкого белья. Рассеченная бровь засохла и стянула все лицо, на теле не было живого места, но, главное, он был жив. Жив!

      Педро с трудом повернул голову, чтобы оглядеться, и увидел комнату, обставленную просто, но с большим вкусом, а рядом с собой сидящего в кресле худощавого господина средних лет, с бородкой, в черном шелковом костюме, и при шпаге. Лицо его, туго обтянутое бледной кожей, напоминало бы призрак, если бы не яркие, живые, совершенно черные глаза с золотыми искорками. И эти глаза смотрели на Педро если не с участием, то с явным любопытством.

      – А ты неплохо владеешь навахой, чико, – с неуловимым акцентом вдруг произнес он, слегка растягивая слова.

      Глава пятая. Козни Лоренсаны

      Жизнь при мадридском дворе бурлила.

      Покинув герцогиню Осунскую и трясясь ночью по каменным улицам столицы, архиепископ Антонио Деспиг окончательно все обдумал. План его был блестящ, и на этот раз Мануэлю не удастся отвертеться. Прибыв домой, архиепископ в благодушном настроении отправился в спальню. После приятно проведенного вечера, бодрящих яств и вин он намеревался завершить блаженство уходящего дня супружеской постелью. Конечно же, супружеской, принимая во внимание строгие законы